Гарри обернулся, увидел решительно удаляющуюся Гермиону и догнал ее, не имея ни малейшего желания оставаться с Роном и Лавандой. К его удивлению, Рон поравнялся с ними почти сразу за портретной дырой, очень недовольный и с ярко-красными ушами. Гермиона, не говоря ни слова, ускорила шаг и ушла вперед, к Невиллу.

– Значит, аппарирование, – сказал Рон. По его тону было абсолютно ясно, что обсуждать случившееся запрещается. – Повеселимся?

– Не знаю, – протянул Гарри. – Может, когда сам аппарируешь, оно и ничего, а вместе с Думбльдором мне не очень понравилось.

– А я и забыл, что ты уже аппарировал… Мне надо бы сдать экзамен сразу, – с некоторой тревогой произнес Рон. – Фред с Джорджем сдали.

– Но Чарли-то провалился?

– Да, но он больше меня. – Рон растопырил руки, как горилла. – Так что по его поводу Фред и Джордж не очень-то выступали… в глаза, по крайней мере…

– А когда нужно сдавать?

– Как только исполнится семнадцать. То есть мне – уже в марте!

– Но ты ведь не сможешь аппарировать в замке…

– Не важно, главное, все будут знать, что я могу, если захочу.

Предстоящие занятия волновали не только Рона. Весь день шестиклассники лишь об этом и говорили; возможность пропадать и появляться где хочешь казалась неоценимым преимуществом.

– Здорово будет, когда мы сможем просто… – Шеймас щелкнул пальцами, изображая исчезновение. – Мой двоюродный брат Фергюс вечно меня этим дразнит. Но ничего, я ему отомщу… ни минуты покоя ему теперь не светит…

Погрузившись в счастливые видения, он слишком сильно взмахнул палочкой, и из нее вместо заданного фонтанчика чистой воды забила мощная брандспойтная струя. Ударив в потолок, она обрушилась на профессора Флитвика, и тот упал ничком.

Когда профессор Флитвик высушился мановением волшебной палочки и велел сконфуженному Шеймасу много раз подряд написать: «Я колдун, а не бабуин с дубиной», Рон сообщил:

– А Гарри уже аппарировал! Думб… э-э… один человек брал его с собой. Ну, знаешь, параллельное аппарирование.

– Ух ты! – шепотом воскликнул Шеймас.

Он, Дин и Невилл приблизили головы к Гарри, чтобы выслушать его впечатления. До конца дня Гарри осаждали просьбами описать, что испытываешь при аппарировании. Узнав, насколько это неприятно, все впадали в благоговейный ужас, но ничуть не теряли энтузиазма, и без десяти восемь вечера Гарри все еще терзали бесконечными расспросами. Чтобы вовремя попасть на занятие, ему пришлось соврать, что он должен срочно вернуть книгу в библиотеку.

В кабинете Думбльдора горели лампы; портреты бывших директоров и директрис мирно посапывали в своих рамах; дубльдум стоял наготове на письменном столе. Руки Думбльдора покоились по бокам чаши, правая – по-прежнему черная и обугленная. Почему она не вылечивается? Гарри в сотый раз задумался, откуда могло взяться настолько серьезное увечье, но спрашивать не стал; Думбльдор обещал в свое время рассказать, и к тому же Гарри хотел обсудить совсем другое. Впрочем, не успел он заговорить о Злее и Малфое, как Думбльдор спросил: