Гарри не знал ответов. Временами казалось, что позволить Вольдеморту вскрыть гробницу было настоящим безумием. Он даже не мог внятно объяснить, почему не попытался помешать Вольдеморту, и, перебирая в уме прежние доводы, сам признавал их жалкими.
И странно, поддержка Гермионы сбивала его с толку не меньше, чем сомнения Рона. Гермиона, когда ей пришлось признать существование бузинной палочки, сразу окрестила ее «ужасной вещью», а способ, каким Вольдеморт ее заполучил, «отвратительным и не достойным обсуждения».
– Ты бы никогда так не поступил, Гарри, – твердила она. – Никогда не вскрыл бы могилу Думбльдора.
Однако мысль о трупе Думбльдора пугала Гарри намного меньше, чем риск неправильно понять намерения Думбльдора живого. Гарри чувствовал, что по-прежнему блуждает в темноте; он вроде и выбрал путь, но продолжал оглядываться назад: вдруг он неверно истолковал знаки, вдруг пошел не по той дороге? Время от времени на него накатывал гнев, мощный, как волны, что бились о скалы: ну почему Думбльдор ничего не объяснил при жизни?
– Но он
– Да, Рон, точно, и,
– Но факты, сама посуди, факты, – сказал Рон через голову Гарри, который упорно глядел куда-то за горизонт. – Серебряная лань. Меч. Глаз в зеркале…
– Гарри согласен, что ему могло почудиться! Правда, Гарри?
– Могло, – буркнул Гарри, не оборачиваясь.
– Но на самом деле ты так не думаешь? – уточнил Рон.
– Не думаю, – подтвердил Гарри.
– Вот видишь! – воскликнул Рон торопливо, не давая Гермионе возразить. – Но если не Думбльдор, кто же прислал в подвал Добби? А, Гермиона?
– Не знаю… Ну, а ты можешь объяснить, как бы Думбльдор это сделал из гробницы?
– Не знаю! Может, он призрак!
– Думбльдор не вернулся бы призраком, – сказал Гарри. Он мало что наверняка понимал про Думбльдора, но это знал точно. – Он бы пошел дальше.
– Куда «дальше»? – не понял Рон, но не успел Гарри ответить, сзади позвали:
– ‘Арри?
Из дома вышла Флёр; ее длинные серебристые волосы развевались на ветру.