Я сел на кровать, морщась от боли в пояснице, и пощекотал ее лодыжку.
Вандора потянулась, глянула на меня через плечо и отбросила простынь. Пижамка была свободная, нежного канареечного цвета, пуговичка на груди расстегнута – так что я мог созерцать весьма заманчивое декольте.
– Отпустил бы ты уже меня, дорогой.
Сердце мое екнуло.
Слово «дорогой» женщины используют в двух вариантах. Дорогой – в ироничном смысле. И дорогой – когда считают, что вас приватизировали и вы уже никуда и никогда от нее не денетесь.
Так вот она, несомненно, использовала второй вариант. При этом, учтите, это она была моей пленницей!
– Завтра мы достигнем берега, и я тебя отпущу. И тебя, и брата.
– Можешь сделать это сейчас, только сначала раздень.
Мое сердце екнуло еще раз. Я поспешно встал, оправил безрукавку. Не люблю и не хочу пользоваться бедственным положением женщины. Каков бы я ни был подлец, у меня есть определенный кодекс, и первый его пункт гласит – никакого секса с пленницами!
Вандора снова потянулась, приняв такую позу, что я чуть не взвыл.
– Олег.
– Ну?
– Я слышала, как ты искал меня там, на «Благодати». Знаешь, дорогой, а ведь ни один мужчина до этого такого не делал…
К чертовой матери первый пункт!
Я ее раздел.
* * *
Час спустя, когда ночь опустилась на море, я вошел в кормовую каюту, которую занимал алхимический движок. Сам механизм был почти весь скрыт тяжелой переборкой, наружу, на высоте примерно метра, выступала лишь его часть – стальная, размером с большой арбуз сфера на массивной деревянной платформе. Из ее основания, змеясь, под палубу уходил десяток толстых стеклянных трубок; по ним сбегала ярко-голубая, сверкающая субстанция.
«Питание для дефлекторов, которые расположены по всей длине корпуса, – вспомнил я слова одного из матросов. – Сияющий дистиллят. Если его подача прервется, мы шлепнемся в море и будем идти на веслах».