Тюрьму своего отца Лира впервые увидела, стоя у подножия горы, где Йорек Бирнисон остановил отряд, чтобы окоченевшие дети могли немного размяться.
– Посмотри наверх, – сказал он.
По широкому неровному ледяному склону, усеянному камнями, вверх вела аккуратно расчищенная дорожка и заканчивалась у скалы, четко обозначившейся на фоне неба. Авроры не было, но звезды горели ярко. Скала казалась черной и узкой, а на ее вершине стояло просторное здание, лившее во все стороны свет – не тусклое, копотное мерцание фитилей, плавающих в жиру, не жесткие белые лучи антарных фар, а теплое кремовое сияние гарных ламп.
О грозном могуществе лорда Азриэла свидетельствовали даже окна. Стекло стоило дорого, большие листы его плохо держали тепло в этом морозном климате; и это говорило о богатстве и влиянии гораздо больше, чем вульгарный дворец Йофура Ракнисона.
Они в последний раз влезли на медведей, и Йорек повел их вверх по склону к дому. Там был двор, заваленный снегом и окруженный низкой стеной, и, когда Йорек толкнул ворота, где-то внутри здания послышался звонок.
Лира слезла с медведя. Ноги едва держали ее. Она помогла спуститься Роджеру, и, поддерживая друг друга, в снегу, доходившем до пояса, дети побрели к крыльцу.
Там за дверью – тепло! Там долгожданный отдых!
Она протянула руку к звонку, но не успела тронуть его, как дверь открылась. В маленькой, тускло освещенной передней, предназначенной только для того, чтобы не впускать в дом холод, стоял человек, в котором Лира сразу узнала Торольда, слугу лорда Азриэла, и рядом с ним был его деймон, пинчер Анфанг.
Лира устало откинула капюшон.
– Кто… – начал было Торольд, но потом разглядел ее. – Лира? Маленькая Лира? Мне снится?
Он протянул руку назад и открыл внутреннюю дверь.
Холл, в каменном камине пылает уголь; теплый свет ламп, ковры, кожаные кресла, полированное дерево… Лира не видела ничего подобного с тех пор, как покинула Иордан-колледж, и чуть не задохнулась от удивления.
Деймон лорда Азриэла, снежный барс, зарычал.
Отец Лиры стоял тут же; на его властном лице было написано свирепое торжество и нетерпение; но когда он узнал дочь, оно стало белым, черные глаза расширись от ужаса.
– Нет! Нет!
Он попятился и схватился за каминную полку. Лира не могла пошевелиться.
– Уходи! – закричал лорд Азриэл. – Прочь отсюда, уходи, прочь!
У Лиры отнялся язык, она открыла рот, еще раз и еще и, наконец, выдавила: