Анден поспешил к нему и прикоснулся ладонями ко лбу, склонившись в извинении. Награда для Первого ученика была желанна и велика – нефритовая серьга в церемониальной шкатулке, обтянутой зеленым бархатом. Камень прикрепят к его тренировочному браслету, и если он успешно пройдет финальные Испытания, то покинет Академию с четырьмя нефритами – максимум, который можно получить в Академии. Анден взял шкатулку, снова поклонился и вернулся на место. Он не ощущал восторга, лишь мрачное облегчение.

Грандмастер Ли сказал что-то еще по поводу предстоящих Испытаний и что будущие Зеленые Кости должны особенно хорошо готовиться в нынешние времена раздоров и неопределенности, а потом пожелал ученикам удачи и объявил предварительные Испытания закрытыми. Анден направился обратно в общежитие, но неподалеку кучковались одноклассники, и он услышал голос Лотта.

– Коулы обманываются, если считают, что получат в этом году много Пальцев из Академии, – говорил Лотт. – Уж точно не в то время, когда следовать за Штырем означает пойти на корм червям.

– Да, никто не считает Маика таким же сильным Штырем, каким был Коул, – признала Пау.

– Патрулировать улицы и собирать дань – это одно, – согласился Хейке. – Даже поединки на чистых клинках не всегда заканчиваются смертью, если соперник сдается. Но сражаться с вражескими Зелеными Костями, более опытными и с большим количеством нефрита, желающими снять камни с твоего трупа? Это совсем другое.

– В хорошие времена все хотят быть Пальцами, хотя бы пару лет. Этим ты заслужишь уважение, даже если не завоюешь нефрит и не станешь Кулаком. Но настоящая война? – Лотт глумливо повысил голос. – Они обнаружат, что не все кругом так глупы и жаждут нефрита, как…

Он не закончил, потому что Анден с разбега врезался в кружок одноклассников. Он сам не знал, почему так поступил – он уже слышал подобные разговоры и никак не реагировал, но теперь стиснул челюсти и кулаки, зажав драгоценную шкатулку с выигранным нефритом в руке. Когда Анден налетел на Лотта, остальные остолбенели.

– Мне надоело выслушивать от тебя это дерьмо. – Он не меньше остальных поразился отвращению в собственном голосе. – Трус, думающий во время войны только о своей шкуре, а не о клане, не заслуживает носить нефрит.

Все опешили. Они никогда прежде не видели его в такой ярости, за все восемь лет. Но после смерти Лана многое изменилось. Теперь все не так, как во время тайфуна, когда они были в зале для собраний – тогда Анден считал, что у кузенов все под контролем и ему нет нужды встревать.

Даже несмотря на горе, Анден заметил, что Лотт Цзин за несколько недель не перемолвился с ним почти ни словом, как будто избегал его. И теперь, когда у Лотта отвисла челюсть от удивления, Анден испытал обжигающий порыв жестокого удовольствия. Почему Лотт всегда так эгоистичен? Он что, думает, будто кроме него никто не боится за жизнь или не хочет, чтобы все было по-другому? Да как он смеет говорить с таким высокомерием, словно может с легкостью бросить клан и убраться восвояси?