Глава 36

– Мою любовь зовут на «З», – быстро начала Алиса. – Я его люблю, потому что он Задумчивый. Я его боюсь, потому что он Задира.

На стеклянной полке, расположенной на уровне глаз, стоял белый барельеф Иисуса с врезанным внутрь гипса лицом, где самая глубокая точка – это нос, словно, подумала Элизелд, Иисус лишился сознания и упал лицом в чашу с меренгой. Разумеется, кто-то бездарный подрисовал глаза в пустотах его лица, и создавалась иллюзия, будто лицо это выпуклое, а не вогнутое, и оно, поворачиваясь, идиотски следит за Элизелд, передвигающейся по линолеуму.

«В каком же жилище, – нервно подумала она, – отделанном и организованном на грани безупречности, до полного идеала не хватает лишь этого предмета искусства?»

Дома у Фрэнка Рочи было много таких вещей: печатные изображения Девы Марии Гваделупской, измученные Иисусы, нанесенные зловещими цветами на черный бархат. Элизелд нервно потрогала выпирающий из заднего кармана бумажник.

Пожилая женщина за прилавком улыбнулась ей и сказала:

– Buenas dias, mi hija. Como puedo ayudarte?[44]

– Quiero hacer reparaciones a un amigo muerto, – произнесла Элизелд. Как же легко было выразить свое пожелание по-испански: «Я бы хотела помочь моему умершему другу!»

Женщина понимающе кивнула и немного наклонилась, чтобы открыть витрину с обратной стороны. Элизелд опустила сумку с продуктами и приложила ладони друг к другу, чтобы унять дрожь. Она уже успела посетить продуктовый магазинчик на углу и купить яйца, конфеты «Шугар Бейбиз», поллитровую бутыль рома «Майерс» и дешевый пластмассовый компас с липучкой сзади, чтобы его можно было прилепить на лобовое стекло, а еще она зашла в ботаническую лавку и купила разные травы в полиэтиленовых пакетах и несколько расфасованных в квадратные бутылочки масел, которые, как ей обещали habria ojos abrir del polvo — очистят глаза от пыли, – выложенные перед ней на витрину в ответ на ее просьбу дать что-нибудь для призыва мертвых.

Среди расставленных камней, ярких книг и дешевых металлических медальонов пожилая женщина нашла пластиковую коробку с веточками сушеных листьев: на этикетке от руки было написано «YERBA BUENA». Элизелд даже не надо было нюхать ее, достаточно было одного взгляда на запыленные, похожие на крокодильчиков листья, как она вспомнила запах мяты и впервые осознала, что ее испанское название означало «хорошая трава». Из поколения в поколение в ее семье выхолащивалось и упрощалось название того, что она записывала как «yerra vuena», что по ее устоявшемуся мнению означало нечто вроде «удачной ошибки», только с существительным со странноватым суффиксом, указывающим на женский род.