Здесь же в деревне было принято во всем винить вышестоящих, поэтому власть не частил только ленивый. К зиме обиды потихоньку забылись, на столах золотились трехлитровые банки меда, а клубничный компот подавали на завтрак, обед и ужин. Все сидели по домам, терпеливо пережидая зиму, только в одном доме гостили дети, вернувшиеся из города. Темнота и сегодня опустилась слишком рано, бережно накрыв деревню своим крылом. По телевизору показывали католическое Рождество и заснеженную Европу, всю раскрашенную, словно пряник, и родную столицу, богато наряженную тысячами огней в преддверии Нового года.

Человек, прокладывающий себе дорогу среди сугробов, остался никем не замеченным. Парень скинул капюшон и огляделся. Дерево, перед которым оборвалась цепочка его следов, обросло густыми прутьями, подходящими для того, чтобы спрятать от ненужных взглядов его фигуру, окутанную серым плащом, и черные как ночь, растрепанные ветром волосы. Он взобрался на ближайшую ветку, похожий на старого взъерошенного филина, снова натянул капюшон, спасаясь от стужи, и вынул из кармана дудочку. Пальцы его немного дрожали от пронизывающего тело страха. Сыграть для потусторонних в колдовскую ночь, о которой они все позабыли, и выманить их на улицу – значит применить к ним магию. Одна неосторожная мысль… непрошенная эмоция, ворвавшаяся в мелодию, и все – его собственная сила уйдет навсегда. Эта тренировка была ему необходима. Как легко справлялся с этим сын целителя, этот Заиграй-Овражкин! Рожденный в позоре, но так оберегаемый всеми наставниками, в том числе и Велес! Он ведь был не единственным, кто способен проводить животворение воды, не единственным, кому подвластна волшебная свирель, не единственным, кто может влиять на других магов. Но обращались с ним так, будто он и впрямь был незаменим.

Парень поднес дудочку к холодным губам и медленно заиграл. Мелодия была совершенно простой, лишь иногда звуки неожиданно срывались на крик, словно падали на кочке, ломая неказистый ритм, и тогда по спине бежал легкий озноб, а старуха в ближайшем доме, сама не зная зачем, резко принималась собираться на улицу. Ей мерещилось, что кто-то протяжно зовет ее у кромки леска. Она подслеповато глядела в окошко, повязывая платок и раздраженно отвечая диктору в новостях. Как только звуки выравнивались, она снова поворачивалась к телевизору, не в силах вспомнить, куда только что хотела идти. Память тут же подсовывала ей образы: соседей, гостивших у них детей, собаку на цепи, и все начинало казаться ладным, правильным – хотела просто заглянуть к Сергеичу, вернуть Марусе пакет мелкой соли, проверить, не окоченела ли в будке Дуська. Да диктор с этими его новостями отвлек. Проклятый диктор. Проклятые новости. Ох, надо срочно бежать во двор.