— От сего дня ничего на свои места встать уже не сможет… Та же печаль, тревожившая молодого послушника, черной тенью легла и на лицо старца.

Игумен смотрел холодно, и холод этот глубоко проникал в невосприимчивого Минина и заставлял оправдываться в той мере, на которую был способен человек, прошедший школу комитета безопасности страны великой, за свое любопытство во время перекура.

— А в столице благословили! Вы поймите, этот срок правителя идет тяжко — войны с горцами и террористы ошалелые… Мы нуждаемся в вашей поддержке. Вся страна нуждается. Теперь в монастыре капитальный ремонт проведут, холмы укрепят и могилу лучше оформят. Что в сравнении с этим несколько волос с головы мертвеца?

Минин светским жестом вытянул руку для прощания.

— Ну, вижу, утомил я вас. Еще раз спасибо за содействие!

Батюшка не ответил, руки на прощанье не подал. Глубокая скорбь таилась во всей его фигуре. Он отвернулся от гостя и тихо промолвил:

— Ступайте…

Минин вышел за ограду в темень надвигающейся ночи, отирая кровь со лба. Сел в служебный мерседес, растворившийся в вечерней мгле.

— Я, было, подумал, что вы поклоны отвешиваете по пути, Лев Константинович, — неожиданно громко после долгого молчаливого ожидания в одиночестве произнес светловолосый водитель.

— Да тут один справедливостью увлекся…

— Смелый какой…

— Да… дурак дураком.

Десятиминутный перекур шефа растянулся до разбирательства с послушником. За это время в голове шофера вызрели и роем вились вопросы многочисленные.

— А что если то не его волосы? Молвили люди, что, быть может, не его тогда здесь захоронили.

— Здесь, не здесь… А в записях будет отмечено, что волосы взяты именно из этой могилы! И ты это запомни!

— Ну-ну, а если в ходе эксперимента вырастет… другой?

— Смекай, башка. Ты думаешь, что мы бы начали программу, не зная, где настоящие взять?!

— Вот те на… Ни от кого правды не узнать!