Фабула очнулся, когда было уже темно. Он лежал на боку у стены, видимо, потому что все приняли его обморок за приступ эпилепсии. Рядом валялась какая-то палка, пытались вставить в зубы. Над ним склонились посетители, кто-то суетился, трое женщин, прислушиваясь к одному телефону, вызывали скорую. Фабула с трудом приподнялся на локтях, превозмогая мигрень и слабость в конечностях, осмотрелся, но парня не было ни рядом с ним, ни за столиком. Потрогал нос — кто-то вытер кровь, по-видимому, влажной салфеткой с мятой: от этого запаха теперь становилось трудно дышать. В карманах кошелек и вещи были на месте. Резко сел — в глазах потемнело, потом картинка постепенно восстановилась, его поддержали за руки, помогли встать, в то же время попеременно спрашивая, больно ли ему, на что Фабула отнекивался с завидным упорством, хотя было видно, что состояние, мягко говоря, не очень. Наконец оторвавшись от испуганных помощников, он заковылял к двери и, упершись в неё обеими руками, вывалился на улицу, где медленно, шаркая и прихрамывая, направился в ближайший переулок, подальше от гудящих сирен, которые протяжно и надоедливо выли уже совсем недалеко. Сейчас Фабуле не были нужны ни доктора, пихающие свои таблетки направо и налево, ни сочувствующие, ни тот парень со шрамом, несмотря на то, что видение его волновало больше всего. Отойдя на безопасное расстояние, он молча уселся на ещё сырую от недавнего дождя землю, прислонившись к стенке, и просто закрыл лицо руками. Его съедала такая тягучая пустота внутри, как будто что-то в его душе исчезло, растворилось, и как ни пытайся вернуть, скомкать и запихнуть это обратно, не получится. Теперь Фабула ждал.
Жизнь — такая сложная и одновременно простая штука, подумал он. Сейчас, наверное, размышления оставались его единственным выходом из сложившейся ситуации, нет, скорее даже не выходом, а способом убить время. А с другой стороны, какая разница, если он только что видел мёртвого человека, сидящего перед ним за столом и сказавшего «Ты можешь мне доверять»! А ведь, чёрт возьми, только вчера он… Это слово как-то резко ударило по невидимой ране, отдавшись в голове гулким эхом потерянной мысли. Вчера, вчера, вчера… Он не заметил, как стал много раз проговаривать его вслух, пытаясь понять, что с ним не так, почему оно не вызывает цветных, событийных образов, как обычно. Зато были ассоциации, особенно эти слова: «память стареет так же, как и люди» — кажется, это написал Локк. Так может он просто не заметил, как постарел? И как-то сразу мучительно не захотелось сидеть здесь, Фабула подумал, что нужно куда-нибудь пойти — куда надо, как обычно, как всегда, хоть «вчера» из головы совсем не исчезло.