Но об этом за пределами дома мы стараемся не говорить.

Дверь приоткрыта, и хотя они разговаривают в коридоре, я слышу каждое слово. Вот только слова по большей части непонятны — куча медицинских терминов, которые я пропускаю мимо ушей. Когда переходят к диете, воспринимать информацию становится чуть проще. Бульоны, каши. Терпеть не могу каши на воде. Но ничего не поделаешь — диеты редко бывают вкусными.

— Да, между прочим, — голос Светланы Аркадьевны чуть понижается, но я всё равно его слышу, — вы могли бы сами мне сказать, что Наташа вам не родная. Я понимаю — такое хочется сохранить в тайне, но мне-то вы могли довериться. Во время операции это могло оказаться важным.

Я мигом избавляюсь от остатков сна. Приподнимаюсь. Натягиваю халат, с трудом попадая в рукава.

Я — не родная? Слёзы наворачиваются на глаза. А где-то глубоко внутри одновременно вскипают страх и ярость. Да как они могли такое от меня скрывать? Восемнадцать лет вранья. Зачем?

И робкая надежда, что слова Васильевой — не правда.

Я встаю, пересекаю комнату, распахиваю дверь. Да как они после этого смогут посмотреть мне в глаза? Как оправдаются?

Но оправдываться никто не собирается. Родители даже не отводят взгляды. Они смотрят прямо на меня. Но в глазах их я не вижу ни раскаяния, ни ласки. Они оба смотрят на меня с ужасом! С ужасом, который я могу объяснить только одним — для них слова Светланы Аркадьевны стали таким же шоком, как и для меня. Они тоже не знали, что я — не родная!

Им меня подбросили! Я — кукушонок!

Я уже дома. Вернее, в той квартире, которую за восемнадцать лет привыкла считать своим домом. Из больницы меня выписали в ускоренном порядке — я всё время плакала и истерила. Васильева посчитала, что дома я быстрее успокоюсь.

Но она ошиблась. Здесь каждая вещь напоминает о детстве, которое на самом деле должно было бы быть не моим. Вот плюшевый мишка, которого мама подарила мне на первый — пятилетний — юбилей. А должна была бы подарить не мне, а совсем другой девочке. А вот модель парусника, которую мы с отцом склеили, когда я пошла в первый класс. Стал бы он что-то клеить со мной, если бы знал, что я — чужая?

— Ты не могла ошибиться? — мама цепляется за соломинку.

— Да какая ошибка? — вздыхает Светлана Аркадьевна. — Судя по группе крови, она никак не может быть вашей дочерью. Ты извини, Лариса, я не знаю, что сказать — первый раз сталкиваюсь с такой ситуацией.

— Но можно, наверно, сделать еще тест ДНК?

— Можно, — соглашается Васильева. — Только вряд ли это что-то изменит. Хотя вам все равно придется его сделать, когда вы будете искать свою дочь.