Ему невыносимо бездействовать, когда за спиной раздаются столь жуткие звуки.
Звук, работавший получше любого допинга, начал быстро усиливаться. И к нему добавилось кое-что ещё. Частые и гулкие удары, в такт которым и колебались цистосы. Воображение тут же нарисовало картину кого-то страшного и многоногого, мчащегося сейчас к нам во весь опор.
Чёртова топь! Протянуть к нему канал от болота, чтобы затопило доверху. Надо было не жалеть время! Надо было копать неделю! Две недели! Четыре!
Вскакивая, упырь прорыдал:
– Нет, Гед! Так он нас догонит! Я сам! Сам!
Интересное дело, – Бяка тут же от меня отшатнулся и прибавил скорость. Мчался пошатываясь, но самостоятельно. Навык всё же действует, как надо, просто не мгновенно.
Вытащив упыря из ямы, я взвалил его на плечи поперёк себя, и, низко пригнувшись, припустил прочь.
Насчёт припустил – громко сказано. Побежал походкой краба, у которого осталось две лапы, да и те изрядно покалеченные. Всё же носильщик из меня никудышный, даже тщедушное тело тощего подростка – великая ноша.
И тут скорость моя волшебным образом возросла втрое. Его даже описать не получится. А всё потому, что где-то позади послышался стимулирующий звук. Какое-то шипение пара, выходящего из пробоины котла, сочное похрустывание работающего стеклореза, бульканье огромных пузырей метана, пробившихся через болотную жижу. Какая-то несусветная какофония.
И сколько её не описывай, не сможешь донести самое главное. То, что ноги мои осознали без помощи мозга.
Это был звук пробуждения кого-то очень сильного и кошмарного. Чертовски голодного и твёрдо намеренного прямо сейчас хорошенько подкрепиться.
Бяку тоже пробрало. Судорожно извернувшись, он ухитрился ловко свалиться с моих плеч, приземлиться на ноги и тут же рвануть вперёд. Не удержался, рухнул, приложившись всем телом. Сразу же вскочил, ухватился за протянутую руку, пискнул: