Нельзя спрашивать. Нельзя выказывать интерес. Если хочешь достичь города деймонов и найти Пана, держи язык за зубами, а любопытство задвинь подальше.

Поэтому Лира сидела и тупо наблюдала, как вновь прибывшие собирают свои пожитки и медленно рассеиваются. Возможно, кто-то сразу отправится в порт; кто-то найдет приют в одном из городских лагерей. Денег у них, возможно, чуть больше, чем у тех, с потопленной лодки. Может быть, им даже на поезд удастся сесть… или найти жилье по средствам. Вскоре все они покинули платформу. Постепенно их сменили обычные жители Смирны, возвращающиеся домой после работы. Подошедший поезд на Селевкию они заполнили очень быстро. Тут Лира сообразила, если хочет занять сидячее место, нужно поторапливаться. Она вскочила в поезд и успела сесть буквально в последний момент.

Место оказалось угловое. Лира снова постаралась сделаться маленькой и незначительной. Рядом с ней уселся тучный мужчина в мягкой фетровой шляпе. Он положил рядом с собой распухший портфель и с любопытством поглядел на нее. Тут его деймон-мангуст зашептал ему что-то на ухо, обвившись вокруг шеи и близоруко щурясь на Лиру. Только тогда его человек понял, что с девушкой что-то не так, и отрывисто бросил пару слов на турецком.

– Pardon, – пробормотала Лира, решив придерживаться французского. – Excusez-moi.

Будь она ребенком, ее деймон сейчас превратился бы в щенка и радостно завилял хвостиком, пытаясь понравиться большому, важному человеку. Это настроение она и попыталась спроецировать наружу. Понравиться ему все равно не удалось, но убраться от нее подальше значило бы потерять место, так что крупный пассажир остался сидеть и ограничился тем, что отвернулся с явным отвращением на физиономии.

Больше никто ее состояния не заметил – или им не было до нее дела: все слишком устали к концу дня. Поезд неторопливо пыхтел от одной пригородной станции к другой, потом, наконец, выехал из города и затрусил через бесконечные деревеньки. Вагон постепенно пустел. Толстяк с пухлым портфелем собрался выходить и напоследок громко выразил свое мнение вслух – наполовину Лире, наполовину всему вагону. На его комментарии снова никто не обратил внимания.

Еще через час поредели даже деревеньки, а поезд слегка набрал ход. Надвигался вечер. Солнце уже скрылось за горами; в купе становилось холоднее. Когда кондуктор пришел проверять билеты, ему пришлось зажечь газовые лампы, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

Вагон состоял из череды отдельных купе, вдоль которых с одной стороны тянулся коридор. В Лирином купе, когда схлынула основная волна пассажиров, осталось всего три человека, и она принялась изучать их в свете газовых ламп – украдкой, не глядя прямо. Женщина за тридцать с бледным ребенком лет шести… Пожилой мужчина, усатый, с тяжелыми веками, в безупречном сером костюме и красной феске. Его деймоном был маленький, очень изящный хорек.