Возница останавливает морлетов, поворачивает ко мне свою каменистую голову и почтительно приподнимает шляпу. Его лицо словно вырезано из куска гранита. Огромный лоб нависает над крохотными светлыми глазами. При улыбке его зубы блестят, точно ограненные драгоценные камни. Он тролль. Тролль в шляпе-цилиндре. Когда вам кажется, что вы уже видели все, Эледрия найдет чем удивить.
Я преодолеваю пятнадцать ступеней. Они слишком большие для меня, поэтому мне приходится или прыгать с одной ступени на другую, или спускаться с них, как ребенок, на четвереньках. Той ночью, когда мы с Микаэлем помчались в город выслеживать Голодную Мать, я выбрала первый способ. Сегодня выбираю второй. Прямо скажем, унизительный, но по крайней мере я не запыхаюсь.
Тролль наблюдает за моим спуском. Понять выражение его лица невозможно, но у меня создается стойкое впечатление, что я его забавляю. Достигнув подножия лестницы, оправляю юбки, вздергиваю голову и пытаюсь вернусь себе хоть каплю достоинства. Тролль слезает с облучка, открывает дверцу кареты, откидывает подножку и, отступив, слегка кланяется.
Я колеблюсь.
– Эм… вы не будете возражать, если я поеду с вами на облучке?
Лица троллей, как правило, нечитаемы, но в сверкнувшем взгляде отражается явное удивление.
–
У него сильный акцент и не совсем верная грамматика, но смысл ясен.
– Да, – киваю твердо. – Если не доставлю вам этим неудобства.
Сидеть в темном нутре кареты в одиночку мне хочется меньше, чем сидеть рядом со здоровым троллем.
Я ошибаюсь, или он выглядит довольным?
– Хорошо, мисс
Я осторожно по ним карабкаюсь и, когда тролль садится с рядом с другой стороны, отодвигаюсь почти на самый край сиденья. Возница старается не раздавить меня, но места тут очень мало. Хорошо, что я худенькая.
Он спрашивает:
–