– Ну-ну, – усмехнулась я, чувствуя, что меня отпускает, – пять утра, а ты еще в рубашке. Какой-то никакой из тебя соблазнитель.

Я фыркнула и зыркнула на него. Нависает надо мной, ухмыляется. Забрав стакан из моих рук, Инчиро, не глядя, поставил его на стол рядом с пустым графином. Уголки его губ дернулись вверх и на щеках появились милые ямочки. А в глазах такая томная поволока!.. Аж копчик потеет. Вот гад же!

Сердце пропустило удар.

Кто меня за язык дернул? В голове мысли панически разбегались, ища виновного.

– Арина, выходит, тебе уже значительно лучше? – Темная бровь мужчины приподнялась. – И простуды не видно. Помогло зелье?

– Да, можно спать, – натянув одеяло на подбородок, я плюхнулась на подушку, делая вид, что не я тут только что про соблазнение прямым текстом говорила.

– Да, – важно закивал он, ставя колено на матрас, – спать. Определенно, именно этим я сейчас с тобой и буду заниматься. Рубашка тебе моя помешала? Могу снять.

– Не надо! – выдохнула я, сообразив, что кто-то близко к сердцу принял мою подколку. – И так все хорошо.

– Ну как же?.. – В глазах демоняки рогатой появился опасный красный огонек. – На чистую простыню к обнаженной женщине и в рубашке? Я слишком воспитан для этого.

Разогнувшись, он так и застыл одной ногой на матрасе. Внимательно прошелся по мне взглядом и медленно расстегнул первую пуговичку, за ней вторую… третью, обнажая гладкую мускулистую грудь.

Сглотнув вязкий ком в горле, я затаила дыхание. Как-то это было слишком для скромной девственницы в моем лице. Но Инчиро, кажется, забавляла сама ситуация, потому как, распахнув полы, он не снял рубашку, а взялся за манжеты, растягивая стриптиз.

– У тебя совесть есть? – шепнула я пересохшими губами.

– Нет и никогда не было, – пожал он плечами. – Вся моя совесть сосредоточена в тебе. И в нашей семье по-иному не будет. Я гад, Арина. Гадом был и останусь. С той лишь разницей, что гад я, влюбленный в тебя. Поэтому в некоторых вопросах – жалко лошадок, берендеев или кого там еще, про кого прознаешь, – хорошо, пойду на компромисс, но не в убыток себе. А так, если в общем, то совесть – это нечто для меня лишнее и вредное.

Вот после этих слов рубашка поползла с его плеч до странного медленно. Меня без зазрения этой самой несуществующей у него совести соблазняли.

Держите меня, невинную офисную скромницу, семеро. Какие кубики пресса, линии живота, уходящие под резинку его брюк! А рельеф груди!.. Какие гаргулы? Куда я там поглядывала? Лучший образец мужчины возвышался сейчас надо мной, поигрывая мышцами.

– Ну ты и мерзавец, – шепнула я и провела кончиком языка по пересохшим губам.