Айрис удерживала его взгляд, пока веселье в его глазах не истаяло. Теперь он смотрел на нее, как тогда в кабинете Зеба: как будто видел ее всю, целиком. Айрис сглотнула, приказывая сердцу успокоиться и замедлиться.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – произнес Роман, проводя большим пальцем по ее ладони. – Ты тогда сказала, что я приехал лишь затем, чтобы «затмить» тебя. Это как никогда далеко от правды. Я разорвал помолвку, бросил работу и проехал шестьсот километров до разоренного войной края, чтобы быть с тобой, Айрис.
Ей стало неловко. Это не могло быть наяву. То, как он смотрел на нее, как держал ее руку. Наверное, это сон, который вот-вот растает.
– Китт, я…
– Пожалуйста, дай договорить.
Она кивнула, но постаралась внутренне подготовиться.
– На самом деле мне не так уж хотелось писать о войне, – продолжил Роман. – Разумеется, я буду это делать, потому что «Печатная трибуна» платит, но я бы предпочел видеть на первой полосе твои статьи. Предпочел бы читать то, что пишешь ты. Даже если это не письма ко мне.
Он помолчал, поджав губы, словно от неуверенности.
– Тот первый день, когда ты ушла… мой первый день в должности колумниста… Он был ужасен. Я понял, что не хочу быть тем, кем становлюсь, и я очнулся, когда увидел, что за твоим столом никого нет. Отец планировал мою жизнь с тех пор, как я себя помню. Следовать его воле было моим «долгом», и я старался подчиняться, даже если это убивало меня. Даже если это означало, что я не могу купить тебе сэндвич на ланч, о чем я вспоминаю до сих пор и презираю себя.
– Китт, – прошептала Айрис и крепче сжала его руку.
– Но в тот момент, когда ты ушла, – торопливо продолжил Роман, – я понял, что чувствую что-то к тебе, хотя много недель это отрицал. В тот момент, когда ты сообщила в письме, что находишься в шестистах километрах от Оута… Я думал, у меня сердце остановится. Знать, что ты все равно хочешь мне писать, но также знать, что ты так далеко… И пока мы дальше обменивались письмами, я наконец признал, что люблю тебя и хочу, чтобы ты узнала, кто я. Тогда я решил последовать за тобой. Я не хотел той жизни, которую распланировал для меня отец, – жизни, в которой я никогда не буду с тобой.
Айрис открыла рот, но была так ошеломлена и переполнена чувствами, что не сумела произнести ни слова. Роман пристально смотрел на нее. На его щеках горел румянец, глаза были расширены, как будто он ждал, что упадет на землю и разобьется.
– Ты… – начала она, моргая. – Ты говоришь, что хочешь прожить жизнь со мной?
– Да, – ответил он.
Ее сердце таяло. Айрис улыбнулась и поддразнила: