Пока Андриан нежился в кресле, на улице потемнело. Он откинулся поудобнее и стал наблюдать, как за окном медленно порхает мягкий снежный пух.
Крис в короткой ночнушке промелькнула за стеклом, бросив алчный взгляд: такой жуткий, что Андриан вжался в бежевую обивку.
Он подпрыгнул. Секунда — и в коридоре. Накинул куртку — быстрее, быстрее, — выскочил на улицу. Зима дыхнула холодом в лицо: колким, морозным. Андриан огляделся, прислушиваясь, точно кот, услышавший писк мышонка.
Девочка всегда вела себя странно. С самого их знакомства. Он старался не вдумываться в причины ее поведения. И не вмешиваться. Но разгуливать голой на морозе? Это выходит за любые рамки понятий о допустимой мере человеческого сумасшествия!
Крис скрылась в саду.
Андриан побрел по ее следам, чувствуя, как подступает дрожь в конечностях. И был далеко не уверен, что дергает его от холода.
Снег сочно хрустел под ботинками. Голубая луна просочилась меж еловых веток и осветила вмятины на пушистом, молочном ковре. Андриан охнул. На следах от босых ног расплывались капли крови, пропитывая алым цветом снег.
На мгновение Андриан остановился. Затем пришел в себя, сглотнул и неравномерным шагом бросился к очертаниям человеческой тени. Девочка сидела на земле, поджав под себя ноги, видна лишь спина, прикрытая черной косой волос. Вокруг Крис — начерчен овал. Кровавое кольцо…
Андриан подступил.
Тело девочки подрагивало, а голубые глаза почти вылазили из черепа. Да и не голубые они вовсе, а белые. Стеклянные. Смотрят в пустоту. Андриан присел на одно колено и увидел, как девочка что-то прячет в руках, крепко сжимая.
Снял куртку и накинул на нее. Попытался разжать ее ледяные скрещенные руки. По щекам Крис бежали горячие слезы, падая и разлагая снег, превращая его в теплую воду.
Она вскинула на Андриана глаза. И он обомлел. Не голубые… Даже не белые! Они превратились в две красные розы на белёсом лице.
Крис расцепила руки и выронила в снег комок перьев. Андриан осознал, что круг девочка начертила не краской… Кровью. Это кровь убитой, изуродованной птицы!
Тошнота подступила к горлу.
Руки онемели.
Главное — не потерять сознание.
— Magus… — разноголосым и шипящим голосом выговорили бледные губы, — discedite a nobis!
Что-то в алых одурманенных радужках пустило тело в озноб. Оно проникало внутрь, заливая тягучим смрадом не только сердце и мозг, но и саму душу. Казалось, липкая, безобра́зная патока закупоривает сосуды. Заполняет. И вот-вот выпотрошит наружу его самого, заимев власть над рассудком.