Признаю, ты напугала меня, сломила, заставила сомневаться в себе и своих силах. Ты окрасила зеленое красным, а синее черным, и ценой твоей алчности станут смерти дорогих тебе сыновей и дочерей.

Я – Лю Чживэй – должна была стать вашим агнцем на заклание, но теперь я – воплощение жестокости.

Я стану чумой империи Чжао, вы будете плакать кровью и молить о прощении. И я не приму его.

Война – это значит Лю Чживэй.

– Молчун, идем, – она обернулась и позвала темного, после чего направилась за остальными.

Нарисовал дракона – нарисуй глаз

Молчун

Молчун стоял в стороне. Лишь иногда он включался в происходящее, а события последних недель в его голове и вовсе воспринимал вспышками. Большую часть времени он находился в забытье.

Все его нутро горело в огне. Боль, его окутывала такая боль, что он больше не мог терпеть. Светлые смеялись вокруг него, продолжали пытать. Он умолял их убить его, однако каждый день, день за днем, они приходили и пытали его. Сколько это длилось: Дни? Недели? Годы?

Они хотели от него чего-то, чего он не мог дать.

Ярость. Ее он тоже помнил. Он хотел отомстить. Наблюдал за ними, запоминал их лица, повадки, запоминал их энергию. Она была такой же сияющей, как у Чжао Шэня. На запах и вкус не отличалась ничем.

Порой он находил себя в лесу. Покой. На него смотрела Чживэй, что-то говорила ему. Касалась… Все внутри него сжималось. Ее прикосновения обжигали огнем, однако оставляли после себя приятный холодок, поэтому он терпел, слушая ее, разглядывая ее.