– Глупо с твоей стороны было являться сюда, – откликнулся Кадуан.

Меджка же ответил еще одной выпущенной стрелой, от которой Ишка легко увернулся. Меджка говорил, что на поле боя пользы от него никакой, и стрелком он оказался действительно ужасным.

Ишка поджал губы:

– Где Аяка? Я знаю, что она командует здесь, но я ее не видел.

– Ты потерял право спрашивать о своей семье.

– Кадуан, не смеши меня. Ты, похоже, забыл, что мы были друзьями четыреста лет.

Взгляд Ишки упал на Меджку, который не отрываясь смотрел на отца.

– Я никогда не перестану спрашивать о своей семье. Тебе это известно не хуже, чем мне. И я надеюсь, что моя семья тоже это знает.

Меджка стиснул зубы и выпустил еще одну стрелу – на сей раз она беспомощно зарылась в землю в нескольких футах слева от Ишки.

Нет, это неправильно. Мне совсем не нравилось происходящее.

Ишка притворялся добряком, смотрел на сына с такой неприкрытой любовью и упрекал Кадуана – Кадуана! – в безнравственности вспыхнувшей битвы.

Я не любила, когда меня обманывают. И этот образ Ишки был сплошной ложью. Я это точно знала, потому что подлинный Ишка уничтожил меня не задумываясь. Мне хотелось сдирать с его прекрасного лица кожу, пока под ней не обнажится гниющая тьма.

Сама того не желая, я сделала несколько шагов вперед и вдруг обнаружила, что стою перед линией солдат Кадуана.

Ишка увидел меня, и его глаза широко распахнулись.

Я не ожидала, что этот взгляд окажет такое ошеломляющее впечатление: Ишка даже не коснулся меня, но я вернулась в ужасный день пятьсот лет назад.

Губы Ишки приоткрылись, но из них не донеслось ни звука.

– Что это? – после паузы выдохнул он, разворачиваясь к Кадуану. – Что ты сделал?

Кадуан выступил вперед и встал передо мной.

– Как тебе это удалось? – Пошатнувшись, Ишка шагнул ближе.

Я сжалась. Моего движения оказалось достаточно, чтобы разорвать нить сдержанности Кадуана.