– Уходи, пока мы тебя не убили, – спокойно произнес он. – Сейчас же.

Меджка выстрелил в тот момент, когда Ишка взмыл в воздух. Последняя стрела попала в цель, но Ишка лишь дернулся во время грациозного набора высоты. Он летел быстро и за считаные секунды исчез за облаками. Но мое сердце колотилось, а руки тряслись еще долго после того, как он скрылся из вида.

* * *

Казни продолжались до поздней ночи: требовалось убить много людей. Кадуан рассказал, что битва шла очень долго, повстанцы упорно сопротивлялись, и он просто не имел времени отправить сообщение в Эла-Дар. Лишь за несколько часов до нашего прибытия ситуация изменилась и треллианцы переломили ход битвы в свою пользу. Даже сам Кадуан недооценил численность повстанцев.

Мы складывали тела штабелями. Костры горели высоко и жарко, пламя грозило стать неуправляемым, то и дело мимо бегали треллианцы с полными ведрами воды, а маги-фейри шептали заклинания, усмиряя огонь. Моя одежда и волосы, казалось, навсегда пропитались запахом горящего человеческого мяса.

В объятых пламенем грудах лежали лишь повстанцы и те, кто был убит на их территории. Своих мертвецов треллианцы сжигали на аккуратных кострах на берегу под руководством жриц. Мертвых рабов-воинов тоже сжигали обособленно от повстанцев: треллианцы считали, что верные рабы лучше мятежников-предателей.

Что касается фейри, то по приказу Кадуана к погибшим относились с предельной заботой и уважением. Мы собирали тела своих, кропотливо прочесывая завалы, чтобы никого не пропустить, даже тех, кто был в таком ужасном состоянии, что опознанию не поддавался. Затем трупы заворачивали в шелковые саваны цвета слоновой кости и укладывали в ряд, подальше от общих погребальных костров. Теперь обугленные руины города местами прерывались полосами первозданной белизны.

Кадуан почти не разговаривал со мной – ни с кем из нас – все это время. Так прошли три дня – еда, сон, поиски погибших.

Но вот однажды Кадуан устало опустился на землю рядом со мной. Стояла глухая ночь. За все время, проведенное здесь, я еще ни разу не видела, чтобы он отдыхал.

– Зачем ты пришла сюда?

Я помолчала, изо всех сил пытаясь подобрать слова для ответа.

– Тебя не было слишком долго.

– И это имело значение?

Имело. Только сейчас я осознала, насколько уже отличаюсь от той личности, которой была, когда вернулась в это тело: слово, которое я никак не могла подобрать, звучало так – «беспокойство».

Осознавать, что я о ком-то беспокоюсь, было почему-то страшно.

Видимо, Кадуан догадался о ходе моих мыслей:

– Я не хотел, чтобы ты это видела.