– За все свои жизни я видела множество смертей.

– Я хотел уберечь тебя не от насилия. Я хотел…

Он уставился остекленевшим взглядом на разрушения вокруг, на аккуратные ряды закутанных в белую ткань тел:

– В тот день, когда люди пришли в Дом Тростника, они убивали, разрушали, жгли и резали, как будто просто выполняли свою работу. Многие фейри пытались договориться с захватчиками, но люди посчитали, что мы угрожаем их выживанию. И тогда мы превратились для них в животных. Во вредителей, от которых нужно избавиться.

Воспоминание было похоронено очень глубоко, скрыто под столетиями моей жизни под именем Решайе. Но в последнее время мысли о случившемся столетия назад все ближе подбирались к поверхности. Образ окровавленного тела Кадуана, лежащего в болотах, легко поднялся из глубин памяти.

– Знаешь, о чем я думал в тот день, когда полз от своего дома? Я думал: какая бессмысленная утрата. Тысячелетняя история и знания уничтожены одним глупым и эгоистичным решением людей. Целые жизни разрушены так, как будто они ничего не стоят. Расточительно.

Он выплюнул это слово, и его губы искривились от отвращения. Отвращение не исчезло, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на обугленные останки некогда великого города.

– Людям все равно. Они готовы фанатично уничтожать и выбрасывать все без остатка. А здесь я помог им это сделать. Ради этого я пожертвовал жизнями фейри. А эти люди так сражались. Как они кричали… – Кадуан, казалось, вспомнил, что говорит вслух, подобрался и отвел глаза. – Я не питаю иллюзий насчет моей задачи. Но этот штурм… Он слишком сильно напомнил мне о вещах, которые я предпочел бы забыть.

И сделал Кадуана похожим на чудовищ, которых тот поклялся уничтожить.

Он жаждал услышать от меня, что сделал правильный выбор? Я не хотела его ободрять. Возможно, кто-то из советников короля сумел бы подобрать выверенные утешающие фразы, наподобие: «Идеального решения просто не существовало», или «У вас не осталось выбора», или «Вы поступили так, как будет лучше для Эла-Дара». Возможно даже, что все эти оправдания правдивы, но правда не обязательно должна быть приятной.

Я разозлилась не меньше Кадуана. Я не меньше его ненавидела этих людей и то, что они заставили его совершить.

– Я прекрасно знаю, каково это, – тихо произнесла я, – стать тем, кого ты ненавидишь больше всего.

– Я не допущу, чтобы мы превратились в них.

– Нет. Мы будем лучше.

Взгляд Кадуана метнулся ко мне, словно король не ожидал услышать такой ответ. Мне показалось, что впервые с тех пор, как я сюда попала, он видит меня по-настоящему.