– Я не оставлю Макса там! Я согласилась помочь вам. Согласилась остаться здесь, с войском повстанцев. Но я ясно дала понять с самого начала, что я не оставлю его в тюрьме.

– Тисаана, я знаю… – начал Серел, но я не дала ему договорить:

– А ты знаешь, что Макс был единственным, кто помогал мне вытащить тебя из рабства? Единственным? Мы все очутились здесь только благодаря ему. Каждый из нас обязан ему жизнью.

– Нам не хотелось принимать такое решение, – грубовато ответил Филиас.

Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь совладать с захватившими меня чувствами, и повернулась к Саммерину.

– Ты понимаешь, чего они хотят? – спросила я на аранском.

Он едва заметно кивнул, и что-то в выражении его лица заставило землю уйти у меня из-под ног.

– Ты знал, – пробормотала я.

Целитель поморщился:

– Я пытался их переубедить.

«У меня есть отличный друг, намного лучше, чем я заслуживаю, – как-то сказал мне Макс. – И если бы Саммерин оказался в таком положении, я бы ни за что, никогда не оставил его там».

С моих губ сорвался сдавленный, горький смешок.

– Он скорее бы умер, чем оставил тебя в тюрьме. А теперь ты тоже отказываешься от него. Ты же ему как брат.

Саммерин отшатнулся, будто я его ударила:

– Ни за что, Тисаана. Ни за что.

– Мне тоже не нравится такое решение, – продолжал Филиас. – Честное слово. Но мы все теряли дорогих людей. У всех у нас за плечами утраты. И мы не можем потерять кого-то еще только для того, чтобы вернуть одного. Мы просто… не можем.

Серел приподнялся и потянулся ко мне:

– Тисаана, мне очень жаль.

Мой взгляд снова упал на эту про́клятую богами малину. Теперь я все поняла. Они принесли ягоды мне в утешение.

В тот момент я ненавидела – искренне, от души – каждого из них.