Уверен, она чувствовала то же самое, что и я, когда смотрел на ее запястье, но для меня боль стала лишь еще одним напоминанием: если Решайе действительно захочет моей смерти, он не станет тратить время на сломанные палки и волшебные мечи.

Нет, то, что случилось в зале, было спектаклем.

Я должен был догадаться. Нужно было выждать еще.

Тисаана открыла рот, и я понял, что она собирается сказать мне. Уже в сотый раз за сегодня: я должен уйти.

– Тисаана, мы знаем, чем закончится эта дискуссия. Даже не начинай.

– А если бы я ранила тебя?..

– Он не собирался меня убивать.

Прежде чем удалиться, Саммерин наградил меня серьезным взглядом. Если Тисаана и заметила его уход, то никак не отреагировала.

– Если бы я вернула контроль над своим телом хоть на миг позже…

– Но ты все сделала вовремя. И что важно, теперь ты знаешь, как это сделать.

Меня переполняли странные ощущения от собственного оптимизма, граничащего с идиотизмом. Глубоко запрятанный цинизм во мне твердил, что эти два понятия являются синонимами.

– Кроме того, – добавил я, – завтра мы отправляемся в Трелл, и ты должна радоваться, что там у тебя под рукой будет один из лучших бойцов острова Ара.

Уголки ее рта дернулись в слабом подобии улыбки.

– Ты хвастаешься?

– Говорить правду не значит хвастаться. К тому же в кои-то веки я действительно хочу посмотреть, как заполыхают эти подонки.

И я не кривил душой.

Тисаана подняла голову, и впервые с тех пор, как я вернулся в Башни, я не стал прятаться от ее искреннего, пронзительного взгляда. Сам не знал, почему так неловко себя чувствую. Может быть, меня смущало, что она стала свидетелем такого большого отрывка моего прошлого, а может, я боялся что-то увидеть в ней. Или же дело было в том, что меня пугало то потрясение, которое я испытывал каждый раз, глядя ей в лицо.

Я отвел прядь волос, закрывшую ее зеленый глаз.

– Пришла пора показать миру, на что способен твой напор, Тисаана.

Она не двинулась и не ответила. Но в ее глазах появился яростный блеск, и я позволил этому пламени охватить меня, сжечь, растопить, пока не осталось ничего, кроме пепла.