За окном полыхал рассвет, а мы просто общались. Не как люди, связанные обстоятельствами или даже общими воспоминаниями. Нет. Как те, кто однажды потерял родственную душу и сейчас пытался наверстать недели в одиночестве.
Утро как-то внезапно переросло в день тишины (у него – работа, у меня – институт), а вечером Дитрих приехал ко мне. С каким-то гигантским плюшевым монстром в обнимку.
– Не знал, что тебе купить. – Дит смутился. – Если честно, просто пришел в магазин и ткнул в первое, что попалось на глаза. Страшный, да? Несуразный какой-то. Я даже не знаю, собака это или медведь.
– Нет-нет, очень симпатичный. На тебя похож, когда ты в гневе, – пошутила я, устраивая монстра на диване. – Будешь кофе?
И мы опять разговаривали.
А потом целовались так горячо и сладко, что внизу живота расцветали бутоны. Касались друг друга, будто пытаясь убедиться, что все по-настоящему, всерьез, это не иллюзия и не сон, который вот-вот растворится.
Мы учились понимать друг друга, слышать, слушать, принимать. Писали длинные сообщения, обменивались фотографиями. Шутили, а иногда просто молчали долго-долго, и тишина не казалась тяжелой. Мы жили друг без друга во время разлук и не могли надышаться совместным воздухом, когда оставались вдвоем.
Поэтому сейчас я точно знала, что мое согласие – не спонтанное. Оно выверенное, выдержанное, как дорогое вино.
Потому что этот орк – тот мужчина, о котором я даже мечтать не могла.
* * *
Баба Рая позвонила мне спустя неделю после предложения Дита. Я как раз шла по центру города, рассматривая витрины магазинов, когда на телефоне высветился незнакомый номер.
– Таисия?
Скрипучий старческий голос я узнала моментально:
– Здравствуйте. Рада вас слышать! Как ваше здоровье?
– Как оно может быть в моем возрасте? – проворчала бабушка Дитриха. – Знаешь что, я все эти хождения вокруг да около не люблю. Будет возможность – заезжай ко мне. Пообщаемся.
Я пообещала приехать через полчаса, а сама зашла в кондитерскую за тортом.
Ее квартира не изменилась, разве что гибискус в коридоре, который я однажды оживила силой маминой магии, опять начал усыхать. Да и сама старушка разве что сменила одежду, но оставалась все такой же, прямиком из моих воспоминаний. Она даже сидела там же, и спицы в ее пальцах плясали, вывязывая узор на очередном безразмерном носке.
– Завари-ка нам чай, – отдала короткую команду, поздоровавшись. – С мятой и листьями черной смородины. Давай-давай, не скромничай. Будь как дома, внучка.
Я не любила хозяйничать на чужих кухнях, но здесь предметы сами лезли в руки. Поэтому вскоре на журнальном столике дымился заварник, а я разрезала торт на кусочки.