– Вик, ты любопытная белочка, которая обожает новое. Тебя легко увлечь и подкупить новыми знаниями… Еще раз скажу, Вик: для меня это безопасно. Я похож на умирающего? Это риторический вопрос.

Он шагнул в проход, на узкую улочку, мощенную камнем.

– Идем?

Вик в последний раз оглянулась на океан:

– Ты знаешь, что в такие почти судьбоносные моменты принято говорить что-то умное, запоминающееся на века?

Дрейк поднял глаза, но увидел лишь низкий каменный свод вместо звезд.

– Пока открывал печать, я боролся с тщеславием. Пожалуй, ничего не нужно говорить – потомки сами за нас что-нибудь придумают, если мы справимся.

Вик повторила за ним слова, словно эхо:

– Если мы справимся… – Потом возмутилась: – Мы обязаны справиться!

– Значит, пора идти.

Вик лишь кивнула и шагнула следом в неизвестность. Дверь закрылась за ней. Подспудно Вик ждала зловещего скрежета, но даже шороха запирающегося замка она не расслышала.

Было тихо, чуть затхло, странно из-за близких стен – Вик так и не привыкла к тесноте Аквилиты. Когда они все ниже и ниже спускались по уходящей куда-то вглубь Полей памяти улочке, иногда казалось, что где-то шуршат крысиные лапы и раздается писк крысиного короля – один из страхов Вик, рожденный детством. Или это игры разума: когда вокруг потрясающая тишина, когда все звуки – только собственные дыхание и шаги, слух порождает галлюцинации.

Дрейк так и шел впереди – ширина улицы не позволяла идти рядом. Вик не удержалась и разбила тягостное молчание (а то скоро крысиный визг услышит):

– Тут есть крысы?

Дрейк обернулся:

– Нет. Городской совет не экономит на защите от грызунов. Крысы – это всегда блохи, а блохи – переносчики чумы. Тут никто не живет, только какие-то рачки в карстовых озерах, но тут их нет. Они дальше.

– Это хорошо.

Рядом на стене дома мелькнуло что-то призрачно-синее, и Вик замерла. Даже рукой потянулась, но ее остановил окрик Дрейка:

– Вик, не трогай! Ни при каких условиях не прикасайся к этому сиянию – заразишься проклятием! Поняла?

Он спешно вернулся к ней: