– О, еще как возможно. – Я схватила последнюю оставшуюся подушку, готовясь к атаке. – И я только что стала свидетельницей событий и звуков, которые хочу вырезать из своей памяти.

– Если это так, ты бы попала в мои воспоминания гораздо раньше. Во время кровной сделки моя кровь смешалась с твоей.

Задумавшись, я медленно опустила свой наполненный перьями снаряд.

– Думаю, в тот раз крови было слишком мало. Я не знаю. Не я сделала себя такой, и я не спала с тех пор, как мы заключили сделку. Только вздремнула в конвое.

Его глаза прищурились.

– И тем не менее ты критикуешь мой режим сна.

– Дело не в этом, – сказала я, сверля его взглядом.

– Правильно, не в этом. Что именно ты видела?

Моя грудь сжалась, когда я вспомнила личную беседу Лиама и Унира. Затем я почувствовала, как краска отхлынула от моего лица, когда в сознании всплыли образы Лиама и Имоджин. Я прочистила горло, стараясь успокоиться. Не знаю, почему при воспоминании об их криках и стонах мой желудок болезненно сжался. Это не могло быть смущением. Я делала вещи и похуже… или получше, в зависимости от того, как на это смотреть. Рациональная часть моего мозга пыталась убедить меня в том, что мне было непривычно видеть Лиама таким. Он был легендой, сказкой и моим мучителем. Конечно, я пыталась убить его и сыграла не последнюю роль в смерти одного из его соратников. Он был Губителем мира, и, судя по словам его отца, этот титул был вполне заслуженным. Но для меня он был Лиамом, беспокойным, высокомерным и самоуверенным.

– Кто такая Имоджин? – выпалила я, прежде чем поняла, что собираюсь сказать.

Лиам выглядел удивленным впервые с тех пор, как я его встретила.

– Откуда ты знаешь это имя? – спросил он хриплым шепотом.

Я винила живущего во мне зверя за то, что он взял надо мной верх и выплюнул эти слова без моего ведома.

– Она твоя бывшая девушка? Она мертва? Поэтому ты стал таким несчастным и злым?

– Ты хоть когда-нибудь пытаешься следить за языком, когда со мной разговариваешь? Временами ты такая бестактная, – разгневанно произнес он.

– Пожалуй, нет. Но ты не ответил на вопрос. Ты любил ее?

Если бы она умерла, это могло бы объяснить, почему он вел себя так холодно. Потеря семьи и того, кого любишь больше всех на свете, может испортить жизнь даже самым сильным из нас.

Он сжал челюсти, поднял руку и потер висок. Я не раз замечала за ним этот жест, но ничего не сказала. Оставлю этот вопрос на следующий раз.

– Не то чтобы тебя это касалось, но Имоджин не умерла. Я не любил ее, и она не моя… – он замолчал, взмахнув рукой, как бы пытаясь подобрать слова, – …не та, кем ты назвала ее ранее.