Да, пусть Марина была обижена и замкнута, пусть редко поднимала на него глаза, но рядом с ней становилось легче дышать, словно с груди спадал тугой железный обруч, и голова светлела, и силы появлялись.

После того как стало известно, что королева Василина чудом ухитрилась закрыть один из порталов и сейчас спит, Марина сама пришла с утра к нему в покои. Бледная, уставшая, похудевшая – одни огромные глаза и резкие черты лица.

– Я хочу навестить Василину, – проговорила она прямо, когда его светлость, допивающий кофе, спешно поднялся ей навстречу, поцеловал руку. – Но штатный маг сказал, что без твоего разрешения телепорт не откроет. Я хозяйка в этом доме, Люк, или твоя прислуга, которой нужно спрашивать разрешения? Мне достаточно запрещали до этого, мой драгоценный супруг.

Последние слова она произнесла с присущей ей едкостью, выдернув руку, – и в голосе звучал вызов, почти просьба запретить ей куда-либо ходить, чтобы можно было от души им обоим поскандалить. Ей тоже было не по себе.

И он многое мог бы сказать. Что телепорты барахлят и ему страшно, что маг не удержит переход и Марину распылит. Или признаться, как не хочет ее никуда отпускать, ведь она может не вернуться. Но вместо этого его светлость набрал номер мага и коротко приказал ему:

– Госпожу герцогиню пропускать, куда она пожелает, Тиверс. Естественно, если вы уверены, что удержите проход.

Когда он отключил трубку, Марина растерянно отступила назад.

– Выпьешь со мной кофе? – предложил Люк хрипло.

Она покачала головой, отступая. Повернулась, нажала на дверную ручку.

– Вернись, – попросил он ей в спину. Марина не ответила, а Люк следующие два часа места себе не находил.

Но она вернулась. И телепортом пользовалась с тех пор какие-то разы.

Марина

Мы взяли обыкновение собираться с леди Лоттой и Ритой в чайной гостиной и обмениваться новостями. Всем, о чем шептались слуги, что слышали по телевизору или от родных-знакомых и что касалось войны. Маргарета, очевидно, все еще недолюбливала меня, но вместе было не так страшно.

Я была бы счастлива, если бы могла разделить свои страхи и эмоции с сестрами. Но Василину я видела всего дважды: один раз, когда навещала ее в лазарете, а она мирно спала на койке под присмотром виталистов, и второй – когда заглянула на пять минут после того, как она очнулась, чтобы обнять, поцеловать, смочить слезами ее воротник и сбежать обратно в Дармоншир. Как бы мне ни хотелось быть с ней и вернуться в Рудлог, я не имела права ее отвлекать. Но иногда мы созванивались – на минуту, на две, просто чтобы поддержать друг друга.