Саргон остался на несколько дней в Скайфероне. Хотя в итоге все, что он запомнил, будучи во дворце – их ночи. Утром же и днем их игра в соперников с Рэйной продолжалась: они с наслаждением щекотали нервы друг друга, будоража кровь. Их пари превратилось в сплошной калейдоскоп чувств, страсти и хитрости.

Но больше всего Саргону нравилось просыпаться с ней, даже несмотря на то, что ночью Рэйну часто одолевали кошмары. Принц молча вытягивал из нее боль, разделяя ее на двоих, каждый раз поражаясь воле Рэйны держать день за днем эту дрянь в волевой узде. Да и ему пару раз снились не слишком приятные сны, и лишь ее дыхание под боком возвращало Саргона к сознанию, ведя к свету во тьме.

Ситуация на границах Ксанфиса ухудшалась. Бронт с Эль и Ноа отправились готовиться к аукциону, который перенесли на несколько дней от первой даты по непонятной причине. С Соларом Саргон старался не встречаться. Как и пытался не думать о том, что он бы с радостью разукрасил его праведное личико «братскими» тумаками как минимум.

Рэйна заворочалась под боком, отвлекая его от каких-то слишком собственнических мыслей. В последнее время принц слишком остро стал реагировать на любые притязания в ее сторону, сам не зная почему.

– Если бы ты был королем, какую бы ты политику вел? Как бы ты правил королевством? – неожиданно спросила Рэйна, кончиком указательного пальца проводя по ладони Саргона незамысловатый узор и посылая по его телу приятные волны чего-то ранее неизведанного. Светлые волосы Рэйны рассыпались по его руке – она лежала на предплечье руки принца. Он вдыхал ее запах, зарываясь носом в светлую макушку. Утро выдалось крайне живописным и спокойным: из открытого окна его спальни открывался вид на безоблачное персиковое небо.

На секунду мужчина задумался – настолько внезапным был для него этот вопрос.

– Я бы подчинил себе наместников, чтобы они не думали вести свои игры в тайне от меня. Контролировал, но при этом старался слушать их мнение, – Саргон прикрыл глаза. – Я бы отменил рабство и нашел лекарство от тумана. А ты?

– Я бы подарила детям надежду на будущее, – ее голос был полон внутренней горечи. Саргон помнил, через что она прошла в детстве. И что теперь это, уже во взрослой жизни, стало ее персональной болью. – Ни один ребенок не заслуживает того, как к нему сейчас относится этот жестокий мир. Я бы запретила работорговлю, держала бы в узде всех власть имущих. Подавляла бы бунты мечом и магией, просчитывала стратегию наперед. Этот мир переделать нельзя, но я бы попыталась изменить его отношение к людям и фейри.