Эта девушка, которая горела ярче пламени. Что была готова погибнуть ради своего брата. И являлась той, в которой я растворился без остатка.
Вся в крови, в шаге от мирового господства, она вызывала у меня чувства совсем не те, о каких кричала логика. Застыв в этой временной петле, я чётко осознал, что позволил бы Ребекке забрать себе силу Кайла, если бы это сделало её счастливой. Но сейчас ею руководила кровь Марриенсенов и пророчество, поэтому я должен был вернуть ей ясность ума. И лишь тогда позволить принять решение, от которого зависит судьба не только нас, но и всего мира.
Хотя, на мир мне стало откровенно плевать когда Ребекка поднесла сердце Кайла к своему рту и подняла на меня взгляд.
— Ребекка, нет… — выдохнул я, но опоздал.
Не отводя от меня взгляда, Ребекка впилась резцами в теплое сердце Кайла, погружая всё вокруг в Великую ночь.
«Но если же в ночь алтарь смогут пробудить они, то порталы замкнут тогда изнутри. Один вкусит сердце другого тогда, и мир уничтожат они навсегда,» — вспомнил я предсказание Николауса Марриенсена, которое сбывалось на моих глазах.
Не «она», а «они».
Потому что сейчас, смотря на Ребекку, я видел в ней отголоски безумия Кайла.
И пока она ещё не до конца поглотила его силу, доев его сердце, у меня ещё оставался шанс вернуть Ребекке рассудок.
— Ребекка… — снова начал я, но она не послушала, сделав второй укус.
Я почувствовал себя так же беспомощно, как в ту ночь, когда меня заставили убить мою семью.
Я любил их так сильно, что произошедшее буквально уничтожило меня изнутри. И столетиями я не был готов полюбить никого просто потому, что, моё сердце обратилось в бесчувственный камень.
Сейчас же, смотря на Ребекку, я знал, что безумно любил её. Даррок предупреждал, что магия крови не приведёт ни к чему хорошему, но в прошлый раз я не решился на то, чтобы принять на себя всю ответственность. Теперь же я был готов совершить что угодно, лишь бы женщина, стоящая передо мной, обрела ясный ум и счастье.
Я желал, чтобы она стала моей королевой.
Даже пускай Ребекка была из рода, который меня годами учили презирать. Я любил её такой, какой она была.
Моим пламенем. Моим сердцем. Моей судьбой.
Она была моей. Раз и навсегда.
моей— Десма Лилиан Ребекка Амайя Хати Марриенсен, — обратившись к ней полным именем, чем побудил её воззриться на меня, выгнув чёрную бровь.
В народе поговаривали, что Марриенсены жаждали единоличной власти. Если Ребекка возжелает того же, то вот ей я был готов преклониться, потому что любил её. Но перед этим я всё-таки желал попробовать спасти её душу из плена тьмы и сделать ей предложение другого рода.