– Кажется, ты ничего с этим сделать не сможешь. Хотя будучи бывшей заключенной, какое право ты имеешь судить?

– Это не так. – «Уорик прав». – В моем мире проституция осуждается. Извини за то, что я так долго адаптируюсь. А тюрьму я не выбирала. Так получилось.

– Считаешь, вести такой образ жизни – их выбор? – огрызнулся он.

Покачав головой, Уорик опять повернулся к окну. Казалось, он думал о чем-то своем, его внимание расфокусировалось, он спокойно пил палинку, ковырял этикетку на бутылке и молчал. Спустя несколько минут он заговорил.

– Я родился в публичном доме, – пробормотал он, я замерла от его признания, – в отличие от этого, там не было ничего милого. В те времена мир был более жестоким к женщинам без денег и партнера. Особенно если такая женщина забеременела. Здесь нет никакого выбора. Они выживают.

Я впилась зубами в нижнюю губу, не зная, как реагировать.

– В мои десять мать умерла от сифилиса.

– Мне жаль.

Я прижала здоровую ногу руками к груди, понимая горечь его утраты.

– Это было очень давно.

– Насколько?

Я старалась не запинаться, но говорила не настолько быстро в отличие от того, как работал мозг. Мне стало любопытно, сколько ему лет. Для людей возраст имел значение, для фейри – нет. Я не знала, как стареют полукровки.

Мужчина посмотрел на меня своими голубыми глазами, и на его губах появился намек на улыбку.

– Тонко.

– Что? – притворилась я, будто не понимаю, но на моих губах появилась плутовская улыбка. Черт, он такой сексуальный. В комнате влажно? Перед глазами все вертелось.

– Думаешь, ты первая, кто пытался вычислить, сколько мне лет.

– Нет, – возразила я, ощущая, как меня уже ведет из-за алкоголя, – но по какой-то причине ты решил рассказать мне о себе?

Я только что флиртовала? Что, черт возьми, со мной не так?

Уорик откинул голову и рассмеялся, по моей коже пробежали мурашки. Он потер лоб, все так же посмеиваясь.