– Мы устроили хаос.
Я облизнула губу, слизывая остатки виски и блуждая взглядом по сторонам. Кровать была сломана. Зеркало, чаша для умывания и картина разбиты вдребезги. Лампа уничтожена, одежда разбросана. Эта комната стала полем боя. Мы уничтожили ее.
– Китти будет зла на тебя.
Уорик молчал, сделав очередной глоток виски, он посмотрел на стену.
Прошло еще несколько секунд.
– В этот раз она и правда выгонит тебя.
– Прекрати эту светскую беседу, принцесса, – раздраженно сказал он, в очередной раз глотнув из бутылки, и протянул ее мне, – что, черт возьми, это было?
Я не знала, что сказать, поэтому ответила:
– Мы.
Пожав плечами, я выхватила у него бутылку и отпила из нее. Другого ответа я придумать не могла. Как можно объяснить то, что наша связь стала крепче? Все эти видения, призраки, идущие на зов, да просто тот факт, что мы можем проникать друг в друга и перемещаться в прошлое.
– Мы, – фыркнул Уорик. Он откинул голову на спинку кресла, погрузившись в свои мысли.
Между нами существовала крепкая связь, но в реальности я мало что знала об Уорике. Я была в курсе того, как он умер, видела его сестру и племянника, знала, что его мать проститутка, а он вырос в публичном доме. Мои щеки порозовели. Обидев Рози, можно сказать, что я оскорбила и его мать тоже.
Я нащупала дырку в потертой простыне.
– То, что я сказала… не это имела в виду. – Я прочистила горло. – Меня охватила злость. Хотелось ударить побольнее. Извини.
– Брексли Ковач признает свою неправоту? – Уорик сделал еще глоток коричневой жидкости.
Я дернула губой.
– В отношении тебя? Нет, ты заслужил мой гнев, придурок. – Он фыркнул. – Но вот она… нет.
– Вот такие, как ты, заставляют их в это верить. – Он повернул голову к окну. – Вот так и пошатывается ценность подобных женщин в этом мире: то, как с ними обращаются. Никому нет дела до убийцы шлюхи. Она сама виновата, верно? Поставила себя в такое положение… в то время как те, кто находится у власти, принудили их к такой жизни. Отобрали все, и единственный способ для таких женщин – продавать свое тело, чтобы прокормить детей. Или получить респектабельную работу на фабрике? Работать в девять раз больше, убивая себя ежедневно за копейки. Этот мир испорчен и перевернут.
Уорик говорил ровным тоном, но я слышала в его тоне отголоски гнева и разочарования.
– Ты упоминал, что родился в борделе, а мать умерла, когда тебе было десять, верно?