Змей опустился на гранитную площадку и замер. Едва последние лучи солнца потухли на черных стенах дворца, как он начал стремительно уменьшаться в размерах, а после покрытое чешуей тело стало человеческим. С черного гранитного пола поднялся молодой мужчина с татуировкой летящего змея на спине. Взяв лежавшие неподалеку одежды, скрыл свою наготу.

Горан шагнул вниз со ступеней и остановился. На середину заснеженного двора вышла Огнеслава. Её большие голубые глаза были широко раскрыты и пристально смотрели на него. Молодая княгиня стояла среди опускающегося мрака ночи, прямо, величественно, словно изваяние богини. Снег, кружась, опускался на мех одежд, замирал на ресницах и таял на щеках. Горан не отводил глаз. Он смотрел на нежное взволнованное лицо, пока спускался вниз, пока подходил ближе. Ни слов, ни мыслей, только сердце бешеной птицей колотится в груди. Знать бы, что за думы владеют ею, о чем молчит она, чего желает. Когда осталось совсем немного, только руку протяни и достанешь, остановился. Снег усилился.

Огнеслава тоже пыталась угадать его мысли, отметая сотни догадок, возникающих одна за другой. Почему он не говорит? Почему продолжает лишь смотреть. Ожидание затягивалось, неопределенность убивала. Сбросив рукавички, она робко протянула ладонь и коснулась пальцев Горана. Кожа показалась холодной, словно лед. Это ложь, ведь на самом деле его кровь горяча, что пламя. Он посмотрел на сомкнувшиеся руки. Огнеслава мягко сжала пойманную ладонь. Оказавшись в плену её руки, та стала теплой.

— Я обманул тебя, — сказал он, не поднимая взгляд, сжимая её пальцы в ответ. — А когда мог сказать правду, не сделал этого.

— Почему? — прошептала Огнеслава.

Он вновь посмотрел на неё. Почему? Как ответить на такой вопрос? Этот пристальный и открытый взгляд так сложно выдержать сейчас. Горан смотрел на то, как снежинки тают на её щеках, как снег ложится на золотые косы, и в горло сжимало от волнения.

— Сначала это был план, но потом всё вышло из-под контроля, я полюбил тебя и не хотел терять! — торопливо проговорил он, заметив, как она вздрогнула. — Знаю, звучит ужасно, такое не простить…

— Почему, ты не попросишь меня? — голос княгини прерывался, слова давались с трудом.

— Не попрошу? — непонимающе, взглянул он.

— Я обещала простить тебе что угодно, если ты попросишь об этом, — вздохнув и собрав остатки воли, решительно напомнила она.

— Так низко с моей стороны… Будто специально не оставил тебе выбора… — стыд снова заставил опустить глаза.

— Сделай это, — настойчиво произнесла Огнеслава и тихо добавила, — для меня.