Она рассмеялась и потрясла меня за плечо, схватив меня уже ближе к шее.
– Больно надо пачкать руки. Глупая девчонка, – со злорадной улыбкой она подошла еще ближе – еще дюйм, и мы бы столкнулись. – Твой змей уже пользуется благосклонностью одной королевы. Как думаешь, могу ли я допустить, чтобы ты выиграла для него милость еще одной?
Будто бы я должна согласиться с ней. Я фыркнула, прикусив язык от желания закричать, что я хотела эту милость для себя, а не для кого-то еще. С ее помощью я бы получила развод.
Но кричать было непозволительно. Вместо этого я подняла голову с холодной улыбкой.
– Посмотри на себя, хватаешь даму на балу. Твоя ненависть к Сумраку выставляет тебя полной дурой.
Возможно, она не ожидала ответа, потому что ее глаза расширились, и она ослабила хватку настолько, что я смогла вырваться. Не сводя с нее глаз, я развернулась и пошла прочь, залпом осушая свой бокал.
– Твоя одержимость Змеем выставляет тебя полной дурой, – крикнула она вслед.
Я еле сдержалась, чтобы не швырнуть в нее пустой бокал.
Впереди зашевелились тени, и, подняв голову, я увидела Бастиана, с расправленными плечами идущего навстречу.
Острые черты лица, опасная красота, яркий пылающий взгляд – все это остановило меня на месте. У меня перехватило дыхание, бал отступил в даль, превратившись в размытые силуэты и приглушенную музыку.
Черт. Как я могла даже подумать, что смогу устоять перед ним? Как я не бросилась на него с первого взгляда? Непостижимо.
Моя кожа горела, внезапно став слишком чувствительной. Я потянула за вырез платья.
Он посмотрел на меня, и готова поклясться, я
– Ты…? Она…? – Сжав челюсти, он хотел пройти мимо меня, но я положила руку ему на грудь.
Я задержала ее там, впитывая его тепло и твердость его мышц. От этого у меня закружилась голова.
– Ты обещал мне танец.
Раздувая ноздри, он посмотрел мимо меня, хотя я не могла вспомнить, почему он так делает. Вздохнув, он кивнул.
– Ты права. Лучше не устраивать здесь сцен, – с глубоким вздохом он убрал мою ладонь, но затем все же взял меня за руку и повел танцевать. В его движениях появилось какое-то напряжение и твердость, из-за чего они стали более резкими, чем обычно, более ловкими.