Хранитель прислушался к чистому проникновенному голосу.

Я зову тебя, ты не слышишь.

Несмотря на то что солнечные лучи дарили тепло, по коже Ларкина побежали мурашки. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо раньше слышал такой прекрасный голос.

Я тянусь к тебе, ты не видишь.

Волны боли уносят в море, сокрушают меня.

Пеня Вэйлина не была легкой, в ней чувствовался надрыв, но когда Ларкин слушал эту мелодию, она на миг позволяла ему позабыть обо всех заботах. Вэйлин повторил строфы, потом спел еще один куплет и начал новую мелодию. Куплет за куплетом, слово за словом – и напряжение Ларкина рассеялось до такой степени, что он ощутил нечто вроде легкости.

Легкое прикосновение к плечу побудило Ларкина взглянуть на Фрейю. Улыбнувшись, девушка мотнула головой в сторону Вэйлина.

– Мне тоже нравится, как он поет, – сказал Ларкин, гадая про себя, оказывал ли голос Вэйлина на Фрейю такое же успокаивающее действие, как и на него самого. Хранитель не мог не заметить, в каком напряжении находилась принцесса с тех пор, как они четыре дня назад покинули Вайдар. При малейшем шорохе девушка боязливо вздрагивала и постоянно со страхом озиралась по сторонам, будто считала, что люди ее отца повсюду следят за ними. При этом страх Фрейи даже нельзя было назвать неоправданным, потому что гвардейцы уже наверняка давным-давно выяснили, кто именно ворвался в секретную библиотеку, уничтожив всю стражу.

– Скоро будем на месте, – сказал Ларкин, когда тропинка свернула. Он не бывал на своей бывшей базе вот уже много лет, но все равно знал каждое дерево и каждый поворот. Душа Хранителя помнила все.

Фрейя, сидя на лошади, что-то с трудом написала в своем блокноте, но Ларкину все же удалось разобрать ее кривые каракули.

Надеюсь, Хранители не сообщат моему отцу.

Я тоже надеюсь на это, подумал Ларкин, но, не желая усугублять беспокойство Фрейи, вслух сказал:

– Конечно, не сообщат, – и обнадеживающе улыбнулся девушке, убедительно кивнув.

Фрейя поморщилась – видимо, все же не поверила ему. С обеспокоенным выражением на лице принцесса снова взялась за карандаш и начала писать, но остановилась, когда Ларкин, положив руку ей на колено, нежно сжал его. По губам Фрейи тут же скользнула улыбка, и Ларкин почувствовал, как внутри разливается тепло. Он любил эту женщину больше, чем мог выразить словами, и сделает все, чтобы защитить эту любовь.

– Поверь мне. Они – не предатели. А если все же окажется наоборот, то мы просто исчезнем оттуда – и все. Я не допущу, чтобы нас снова разлучили. Обещаю.