– Только ты один сохранил гордость и не плясал. И за это получил награду, – предположила с нескрываемым ехидством. – Или просто был его любимчиком?

Всегда поражалась таким вот семействам, где за лишнюю копейку норовят друг другу горло перегрызть. Родственники, а хуже злейших врагов. Хотя в моей родне миллионеров не было, как знать, может сама вперёд всех вокруг умирающего старого брюзги увивалась бы.

– Дорогая, ты мне льстишь. Меня он называл не иначе как позором рода. Или божьим наказанием. А, ну и бездарным олухом, конечно. В любимчиках, если к старику вообще уместно применить это слово, у него был мой отец. Его он считал единственным толковым из всех нас. Я же считался при нем чем-то вроде бесполезного довеска, которого терпели в доме лишь чтобы под надзором держать. Оба давно махнули на меня рукой как на совершенно безнадёжного и все, что от меня требовалось – заключить выгодный брак.

– Ну уж. Не надо так себя унижать, – проявила я вежливость, пропустив мимо ушей слова про брак. Милош отмахнулся изящным движением руки.

– Это ведь не я так считал. Напротив, по мне каждый человек – личность, и весьма спорно, кто достоин большего уважения: сухой деляга, ненавидимый даже собственной семьёй, или очаровательная цветочница, дарящая прохожим свою улыбку.

– Да ты романтик, дорогой.

– А у тебя неожиданно острый язычок, дорогая. Куда делась та скучная благовоспитанная ханжа, на которой я несколько часов назад женился? Или потеря девичьей чести настолько повлияла на твой рассудок?

– Фу, не за столом же! И вообще, прекращай. Год ещё будешь об этом вспоминать? – изобразила я недовольную гримасу, пряча за ней панику.

Судорожно перебирая в памяти все, что мне говорили на том свете. Можно ли рассказывать правду о том, кто я есть, или как-то себя выдавать? И что будет, если выдам?

Как ни пыталась, вспомнить конкретных указаний по этому поводу не получалось. Наверное, их и не было. Значит, ничего страшного, иначе сказали бы... Но как отреагирует Милош? Вряд ли обрадуется.

Тем временем он удивленно смотрел на меня, не пытаясь заполнить неловкую паузу, и ждал ответа.

9.

9.

Наконец я обрела дар речи. Возможно, ответ придумала не лучший, но больше медлить было нельзя, и так слишком долго тупила. К тому же всю жизнь разыгрывать из себя Николину Ризман, бывшую монашку, я все равно не собиралась. Да и не вышло бы.

– Понимаешь ли, дорогой, в чем дело, – начала я нарочито капризным голосом. – Я между прочим не в монастыре родилась. Я при живых папеньке с маменькой росла балованной и ни в чем отказа не знала.