Светлый фон

Если, конечно, тайна, которую они бережно хранили, не была очередной ложью.

Хэсина съежилась, отступив от холодной, мокрой стены, но от этого боль в ее сердце стала только острее.

Я скучаю по тебе. Скучаю, даже если ты весь состоял изо лжи. Я ненавижу правду о тебе.

Я скучаю по тебе. Скучаю, даже если ты весь состоял изо лжи. Я ненавижу правду о тебе.

Я ненавижу тебя.

Я ненавижу тебя.

– Я ненавижу тебя, – прошептала она. А потом повернулась и закричала в разверзнутую пасть тоннеля: – Ненавижу тебя!

Ненавижу тебя!

Ее слова эхом разнеслись по проходу.

Она побежала. Как в тот день, когда нашла тело отца в саду. Она бежала так, как будто верила, что ужас не сможет ее догнать. Тогда земля под ее ногами была мягкой и нежной. Она ощущала сладкий летний аромат, но на глазах у нее были слезы, а в душе – надежда на то, что все это окажется неправдой.

Сейчас ее переполняла злость, и она изо всех сил впечатывала шаги в твердую землю. Хэсина пронеслась мимо поворота, который вел к пещере, потом, не глядя под ноги, взобралась на пролет ступенек, не раз споткнувшись, но так и не упав. Проход стал у́же. Она шла дальше, хотя ее плечи уже скреблись о каменные стены.

Внезапно узкий, словно бутылочное горлышко, коридор начал расширяться, и Хэсина выбралась в широкое, открытое пространство. Хватая воздух ртом, она осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, где находится.

Она оказалась в еще одной пещере. Ее тоже озаряли факелы, пламя которых не мерцало и не плясало, несмотря на влажность. Из-за щелочной воды и меди, содержавшейся в земле, воздух казался спертым – но Хэсина чувствовала запах чего-то еще.

Он был резким, явно не естественного происхождения. Сосново-острый, с ноткой карамельных леденцов.

Лак. Это место насквозь пропахло лаком и киноварью. Хэсине сразу вспомнился тронный зал с его черной лакированной платформой и рубиново-красными колоннами. Осторожно пройдя через пещеру, она остановилась у дальней стены и приложила к ней ладони. Камень был холодным и полированным.

Мыльный камень. Он занимал едва ли не всю стену и казался идеально гладким, если не считать шва, где одна панель соединялась с другой, а потом с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой, и с другой – и с другой.

Хэсина отдернула руки и прерывисто вздохнула.

Двенадцать панелей.

Во всем дворце существовал лишь один экран из двенадцати панелей – тот, что возвышался за троном. Это означало…

Она сделала шаг назад.