– Рассказывай, кот, мы все равно не можем облажаться еще больше.

Чарльз сжал губы и уставился в огонь.

– Servus eligat colorem, servus eligat formam, arbitrium finit ludum, – пробормотал он и, задумавшись, провел пальцем по саже на полу, написав на нем латинские буквы.

Я уставилась на него и шепотом перевела:

– Раб выбирает цвет, раб выбирает фигуру, это решение завершает игру. Я знаю эту цитату. Я читала ее в руководстве игрока.

Чарльз кивнул.

– Ты спросила меня, что это значит, и, честно говоря, я всегда думал, что это бредни безумного Короля. Но в то же время я не мог выбросить это из головы. Что, если… – он замолчал и пристально посмотрел на меня. От его взгляда у меня пробежали мурашки по коже. – Что, если эта цитата означает, что тебе не нужно выбирать между черным и белым?

– Что ты имеешь в виду? – прошептала я. Между нами возник огонь, и искры полетели на землю.

– Ты выбираешь себе цвет, Элис, и ты выбираешь свою форму. Может быть, тебе стоит стать чем-то новым. Проклятие основано на шахматах, но кто сказал, что цветов может быть только два? Ты можешь открыть собственное игровое поле с новым цветом.

– Что ты имеешь в виду? – повторила я, усталая и сбитая с толку.

Он вздохнул.

– Ты знаешь, что существуют шахматы на троих игроков? Там ты играешь не на одном фронте, а сразу на нескольких, и это открывает совершенно новую стратегию и новые возможности. Мы можем использовать этот эффект, окрасив поле в другой цвет. Ни черное, ни белое. Но нечто среднее.

Между нами воцарилась тишина, пока я попыталась проследить за ходом мыслей Чарльза.

– Ни черное, ни белое, – пробормотала я, глядя на свое запястье, и внезапно почувствовала покалывание глубоко внутри. Воспоминание, которое с трудом всплывало в моем сознании и вписывалось в картину, как кусочек пазла, вернувшийся на место и приведший все в порядок.

Я вспомнила. Когда мы с Винсентом упали с балюстрады в оранжерее. Знак на моей руке на короткое время вспыхнул красным.

Я напряглась. Может быть, этот третий цвет был задействован с самого начала без моего ведома? Были ли Чарльз и я третьей стороной шахмат? Была ли это наша настоящая функция?

– Неужели это действительно возможно? – спросила я, затаив дыхание.