— У Каляганова кобыленку возьму, старые сани подправим, да и все! Все, решено — поедешь в извоз с Ванькою! Прямо с завтрева давай приготовляйси! А тебе, Ванек, шубу сошьем — в ней и пойдешь!

Слыша такое, папаша мой окончательно помрачнел. Мать испуганно глядела на отца, но тот не обращал на нее никакого внимания.

Отец потом еще несколько раз подступался к деду, пытаясь отговорить, но старик твердо стоял на своем:

— Уж уговорено все, Федька! Давай не шуми! Никшни!

И вот хмурым декабрьским утром, загрузив на сани товар местного богатея Пудова, мы отправились в долгий путь до Нижнего, и наша деревня Малые Выселки вскоре исчезла за стеной метели. Самое обидное, что идти мне пришлось в старой шубейке — новую деревенский скорняк Ефимыч, всегда подходивший к делу очень аккуратно и скрупулезно, пошить попросту не успел.

Целый день понадобился нам, чтобы выйти с покрытого снегом проселка на тракт. Мы с отцом, вовсю костеря недавно прошедшую метель, с трудом шагали по наметам свежевыпавшего снега, таща коней в поводу. Тракт был пустынный, лишь изредка встречались крестьянские розвальни с лесом или странники-богомольцы, в поисках благодати бредущие от монастыря к монастырю, а оттого путь оказался не наезженным.

Поверх груза мы предусмотрительно везли в санях целые копны сена — небогатые путешественники всегда так делают в долгих дорогах, чтобы без затрат кормить своих лошадей. Увы, это без меры обременяло и так не очень-то крепких крестьянских лошадок: кое-где пришлось даже подсоблять не справлявшимся с тяжело гружеными санями одрам.

Тут дело пошло веселее: столбовая дорога была хорошо укатана санями путешественников и купцов. Здесь то и дело нам попадались почтовые сани и поезда купцов, крестьянские дровни, везшие господам в Москву деревенскую снедь, а однажды пришлось сворачивать в снег, пропуская поставленную на полозья запряженную шестеркой лошадей карету.

На третий день мы встали на тракте в пустынном месте где-то между Вязниками и Гороховцом, покормить лошадей. Но в этот день тишину нарушил далекий гул голосов и отдаленный звон железа. Отец остановился, прислушался.

— Ну-ка, погоди. Что там впереди?

Ответ не заставил себя ждать: на повороте дороги из-за заснеженных елей вдруг показалась длинная серая колонна устало бредущих по обледенелому, укатанному санями тракту людей. Мерный звон тяжелых железных цепей не оставлял сомнений: это была партия каторжников.

Впереди ехала верхом пара казаков, за ними по четыре в ряд друг за другом шли арестанты в блинообразных шапках на бритых головах, с мешками за плечами, волоча закованные ноги и махая одной свободной рукой, а другой придерживая мешок за спиной.