Я не знала, что надеть в такой день. Лала так не пришла, хотя я неоднократно звала ее. Поэтому решила оставить ее в покое и достала из шкафа шелковое платье цвета хаки – самое темное в моем гардеробе. Когда я встала перед зеркалом, блеск золотой вышивки заставил меня засомневаться в выборе, но у меня не нашлось лучшей альтернативы.

Оно было темно-зеленого, почти черного цвета.

Поднявшись наверх, я увидела совсем не то, что ожидала.

– Милорд никого не принимает, – сказали стражники в третий раз, когда я попыталась им все объяснить.

– Послушайте, – сказала я. – Я наследница, и вы должны хотя бы сообщить ему, что я пришла.

Страж сменил стойку, которую никогда не нарушал, выглядя при этом раздраженным.

– Нам велели никого не пускать и не беспокоить его, миледи.

– Вы его стражники или враги? – проворчала я. – Он не ест, никого не принимает, запирается в своей комнате, вы меня не впускаете. Иногда люди, которых мы любим, не могут мыслить здраво, и в такие моменты мы должны думать за них. – Я решительно двинулась вперед, чтобы пройти мимо них, но скрещенные мечи отрезали мне путь не очень деликатным способом.

Разозлившись, я скрестила руки.

– Да будет вам известно, я останусь здесь, пока один из вас не сообщит ему обо мне или пока он сам не выйдет.

Стражники не сделали ни малейшего движения, чтобы пустить меня или известить его.

Примерно через полтора часа, когда я начала напевать себе под нос, чтобы отвлечь их, один из стражников не выдержал и постучал в дверь Сины. Я вытянула шею, чтобы заглянуть внутрь, надеясь увидеть что-то через приоткрытую дверь, и встретила усталый взгляд Сины. Я улыбнулась ему, но он лишь отвернул голову и сказал несколько коротких слов стражнику, а затем закрыл дверь.

– Он не хочет вас видеть, – сказал стражник, занявший его место. – Вы должны уйти, миледи.

Я не знала, что и думать, пока возвращалась в комнату с чувством горечи. Я не хотела драматизировать. Пыталась лишь убедить себя в том, что он грустит, скорбит и просто хочет побыть один, хочет, чтобы все оставили его в покое. Но скептическая часть задавалась вопросом, не винит ли он меня за то, что случилось. Еще более скептической части меня было интересно, останемся ли мы друзьями.

Когда я прошла между двумя колоннами и свернула в коридор, где находилась моя комната, кто-то зажал мне рот рукой. Легкие внезапно сжались от нехватки воздуха, что мешало мне двигаться, но я продолжала отмахиваться от невидимых соперников направо и налево. Запах старой кожи врезался в нос, шероховатая поверхность ладони прижималась к губам, пока я оглядывалась вокруг в поисках кого-нибудь, кого могла позвать на помощь, – фею или гоблина. Я не хотела сдаваться с первых минут, но чары оказались гораздо сильнее меня: неизвестные закрыли мне глаза, перекрыли дыхание и протащили по лестнице в полубессознательном состоянии. Последнее, что я услышала, – погибших было не трое, а восемнадцать. Восемнадцать дарующих дыхание, сгоревших дотла, испытывающих агонизирующую боль, пока их кожу опаляло огнем.