Первый раз она не заметила, как я приходила в себя, да и все вокруг показалось мне просто сном. Из реальности я выключилась буквально через несколько минут, так и не успев понять, где нахожусь.
Зато второй раз я пришла в себя на более долгий срок, правда - уже ночью. За высоким окном мелькал лунный свет, иногда перекрывавшийся ветвями дерева. На стене напротив моей кровати располагался небольшой «театр теней»: ветка дерева под порывом ветра то гнулась, освобождая место для лунного света, то почти полностью перекрывала освещение. Я тяжело и натужно закашлялась и та самая женщина, что вязала днём, возникла откуда-то рядом с постелью, тихонько приговаривая:
- А вот сейчас тепленького попьем, госпожа Софи, и станет вам легче… Осподи-осподи, помилуй девицу невинную, нет ведь на ней грехов тяжких...
Это явление напугало меня настолько, что я молча напилась из чашки, чётко ощущая и смягчающуюся сухость во рту, и терпкий вкус травяного отвара, и жёсткость постели под собственной спиной. Женщина ласково коснулась моего лба и пробормотала:
- Жар-то уходит уже, Осподь Бох даст, оно и обойдётся всё…
Так и не услышав окончание фразы я затихла, а женщина легла куда-то на пол, прямо возле моей кровати. Некоторое время я пыталась сообразить, что происходит, но вспоминалась только Светланка, сидящая на стуле в больничной палате, стойкий лекарственный запах и тупые, непрекращающиеся боли, от которых все время хотелось свернуться клубком и уснуть.
Мысль о том, что я умерла, показалась мне дикой. Понадобилось несколько минут для того, чтобы я осмелилась в темноте поднять руки и ощупать собственное лицо.
Чужое… гладкая, упругая кожа под пальцами казалась совсем незнакомой, но в то же время я отчётливо чувствовала, что трогаю своё лицо. Возможно, женщина услышала шевеление, потому что вдруг встала с пола и прошла куда-то вглубь комнаты. Там она некоторое время щёлкала чем-то металлическим, а потом разожгла свечу и с этим огарком вернулась к постели.
Глаза у меня заслезились от неожиданно резкого света, и я невольно начала вытирать набежавшие слезы.
- Очнулись, госпожа Софи? Слава тебе, Ос-споди! Я как знала, что всенепременно вам полегчает сегодня! Может матушку вашу скликать? То-то она бедная молится без конца. Очень уж вы напугали её болезнью.
Женщина была одета почти так же, как днём, только нелепый чепец и длинный фартук куда-то пропали. Лет ей оказалось около сорока и простоватое крестьянское лицо с курносым носом и пухлыми щеками почему-то показалось мне достойным доверия.
- Не надо…