Она упала на колени.

Рин слышала смех Алтана. Это не Печать, лишь воображение, но она слышала его голос, как будто Алтан стоял рядом.

«Посмотри на себя», – сказал он.

«У тебя жалкий вид», – сказал он.

«Феникс не вернется, – сказал он. – С тобой все кончено, ты больше не спирка, просто глупая девчонка, зазря беснующаяся в лесу».

И в конце концов голос и силы ее оставили, и гнев самым жалким образом потух. Рин осталась одна в безразличном и молчаливом лесу, наедине со своими мыслями.

А этого она не могла вынести, и потому решила напиться до бесчувствия.

В лагере она прихватила с собой небольшой кувшин соргового вина. И осушила его меньше чем за минуту.

Она не привыкла много пить. Наставники в Синегарде были строги в этом отношении – даже намек на запах спиртного служил основанием для исключения. Рин предпочитала тошнотворную сладость опиума, а не обжигающее сорговое вино, но ей понравился приятный жар внутри. Он не унял гнев, но свел его к глухой и ноющей боли, а не резкой, как у свежей раны.

Когда Нэчжа вернулся за ней, Рин была пьяна вдрызг и не услышала бы его приближения, если бы он не окликнул ее.

– Рин? Ты тут?

Она услышала голос с другой стороны дерева. Рин несколько секунд моргала, пока не вспомнила, как выдавливать изо рта слова.

– Да. Не подходи.

– Чем ты тут занимаешься?

Он обогнул дерево. Одной рукой Рин поспешно натянула штаны, а из другой со звоном выпал кувшин.

– Ты что, мочилась в кувшин?

– Готовила подарок твоему братцу. Как думаешь, ему понравится?

– Ты что, собралась всучить главнокомандующему республиканской армией кувшин мочи?

– Но она же теплая, – промямлила Рин и встряхнула кувшин. Моча выплеснулась на землю.

Нэчжа быстро отпрянул.