Гнев вскипел с новой силой, но ничего сказать или сделать я не успела.

— Хочешь убить — кинжал возьми и добей. Я его на совесть точил, чтобы наверняка…  — негромкий равнодушный голос, взгляд вниз, на Живой меч, серая сталь которого начала стремительно темнеть.

— С перерезанным горлом даже он не спасёт. Только из-за спины и от себя режь. Иначе не отмоешься.

От новой волны возмущения и обиды меня просто затрясло.

Да как он смеет так обо мне думать?! Скотина неблагодарная!

— ТЫ! — я стиснула кулаки, сама не понимая, чего хочу больше: разреветься или последовать пугающему совету. — Ты!..

— Мерзавец, знаю, — тихо и устало хмыкнул он. — Но это того стоило. Ты ж меня несколько раз чуть не прикончила. Я уж думал: всё-таки убьёшь…  Но, видимо, не судьба. А над техникой надо работать…

— Ты!.. — слёзы подкатили к горлу, и я держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться в голос от злости и обиды.

Опять он меня провёл…

— Ты! У…  Убила бы…  гада! Как ты мог!..

— Извини, пришлось. Нельзя было тебя так оставлять, — он вздохнул, неуверенными движениями собрал края рубахи и прижал к ране.

Восстановление за счёт жизненных сил хозяина!

И опять я не успела ничего сделать.

Тёмное пламя полыхнуло по всей длине раны и Джастер, выгнувшись от боли, со стоном упал на траву, бессильно раскинув руки. Бледное лицо покрылось испариной, зато одежда как новая.

Я метнулась к беспамятному Шуту, расстегнула серебряную пряжку пояса и без жалости дёрнула чёрную ткань. На месте новой раны в пятнах подсыхающей крови тянулся длинный воспалённый рубец. Многочисленные царапины покрылись бурыми корочками. Шрам от удара кинжалом набух и обильно сочился сукровицей, но и так ясно: чтобы устраивать поединки, да ещё и такие, надо совсем себя не жалеть.

Понятно, почему я его чуть не убила, и он перемирия запросил…  Как он на ногах вообще стоял?!

Нельзя было меня так оставлять…

А моё мнение для него пустой звук?

Стараясь не коснуться бледной холодной кожи и давя чувство вины в зародыше, я вернула чёрную ткань на место. Сам напросился — сам и получил.

Живой меч в траве выглядел обиженным, но не чернел, только потемнев.