Было в этом что-то очень жуткое. Словно на меня смотрел не человек, а кто-то…  другой. И этот кто-то видел меня насквозь. Все мои мысли, душу и…  сердце.

— Д-д…

Шут так же медленно перевёл взгляд обратно на огонь, поворошив костёр веткой, и я поняла, что перенервничала настолько, что даже отблески костра через слёзы не узнала. И совсем забыла, насколько пронзительно умеет он смотреть…

Вот скажет сейчас: «Уходи, ведьма» — и всё.

Я лягу и умру прямо здесь. Потому что жить с осознанием такой вины не смогу.

И без него — не хочу.

Да и всё равно без Джастера я отсюда не выберусь…

— Иди спать, ведьма, — тихо и невыразительно сказал воин, неотрывно глядя в пламя, золотые огни которого отражались в его глазах.

— Ты…  ты простишь меня? — я встала, но не спешила уходить к своим вещам.

Ответом было молчание.

Мне ничего не оставалось, как вернуться на своё место. Закутавшись в плащ, я легла, но сон не шёл.

Джастер же сидел, не меняя позы и не сводя взгляда с огня. А я думала, как сильно он осунулся за эти дни и насколько резко и остро теперь рисовали тени его лицо. Лицо не юноши, а опытного зрелого мужчины, много повидавшего в своей жизни. Он словно состарился разом на двадцать лет, а всё из-за глупости одной ведьмы…

Спал ли он вообще, или так сидел у костра ночами, даже не играя и не изливая тоску, потому что ярость и боль от неожиданного предательства переполняли душу? Но, даже несмотря на это, он ждал. Ждал не только, чем закончится свинское дело, а ждал меня. Давая тот самый единственный шанс всё исправить.

Только…  не слишком ли долго я шла?

Задержись я в деревне ещё немного или чуть замешкайся в дороге — и я бы не застала его на том обрыве.

Он бы ушёл.

Навсегда.

Ведь он сам говорил, что я не его женщина.

Но смогла обидеть также глубоко и больно.

Я ведь до сих пор ничего не знала о его прошлом. Но наговорила такого…