— Обойдешься. Гвенда и так хлебнула вдоволь, не нужно ей допросов. А с козликом я сам поработаю. Х-хе.

Джемис даже потер ладони от предвкушения.

— Вы не так поняли, — возразил Марк. — Я не буду пытать их, только поговорю. Гвенда никак не пострадает, да и Луис вернется к вам целеньким. Но ради миссии, полученной от лорда Десмонда, я должен с ними побеседовать.

— На корабле разберемся. Может, и позволю.

«Разберемся на корабле» — то было общее настроение, владевшее отрядом. Люди помалкивали и сосредоточенно гребли. Воздерживались от слов, действий, чувств, кажется, даже от мыслей. Исчезновение форта настолько оглушило людей, что они впали в ступор, отложили жизнь до поры. Даже гибель однополчан — больше сотни воинов пропали без следа! — не воспринималась особенно остро.

Отходную молитву прочли вечером, перед ночлегом на восточном берегу Реки. Это было странно: отходную нужно читать над телом погибшего, а если тела нет, то как можно ближе к месту гибели. По-хорошему стоило бы помолиться еще утром, возле кратера на месте форта, но никто даже не заикнулся об этом. Вечером же, причалив к берегу, граф Бенедикт созвал людей на молитву. Аббат Хош просил Ульяну Печальную позаботиться о душах ушедших, подарить им покой и холодный свет, взять за руки и отвести на Звезду. И все это звучало коряво, неубедительно: будто к сухому дереву приклеили пару листьев — авось сойдет за живое. Священник должен быть спокоен в любой ситуации — иначе какой в нем прок? Должен каждым жестом и словом передавать ту мысль, что на все в мире есть воля Праматерей, а значит, все к лучшему, все в итоге пойдет на благо, и расстраиваться нет причин. Священник — он для того, чтобы остальным жилось легче. Так разумел себе Марк. Но в словах аббата не слышалось ни покоя, ни благости. Аббат Хош читал молитву в смятении, то и дело поглядывал на графа, ища поддержки.

— Странный человечек… — сказала Гвенда, стоя меж Марком и Джемисом. — Человечек боится.

— А есть чего бояться? — спросил ее Марк.

Гвенда вздернулась, навострилась, будто слушая ветер.

— Нечего… Бояться нечего, но он боится. Это странно. Что странно, то плохо.

— Ты много повидала странного, да?

— Много, — сказала Гвенда и сжалась, став на полфута меньше. — Много странного. Много.

— В форте? В лесах?

— Всюду, — она нагнула голову, и волосы упали на лицо, закрыв завесой.

— Люди? Звери? Предметы?

— Много странного. Люди звери. Предметы звери.

Гвенда притерлась поближе к Джемису.

— Не цепляйся к ней, — буркнул кайр.

— Успокойся, Гвенда, — Ворон погладил ее по спине. — Ничего странного больше не будет. Только холодина, корабли да северяне с мечами. Обычное дело.