— Ты. Сошла. С ума.
Я закашлялась, судорожно глотая воздух. В груди огнем пылала боль. Казалось, из меня вырвали сердце. Или наоборот. Вставили. Но я определенно была жива.
— Пока жива.
Зрение медленно прояснялось. Кысей лежал неподвижно, глаза закрыты, из уголка рта текла кровь, грудь не вздымалась. И на одно ужасное мгновение мне почудилось, что он мертв…
— Еще жив.
Я подползла к нему, подняла тяжелую голову, уложила себе на колени, прижала ладонь к груди. Целую вечность не было слышно ничего. А потом донесся удар сердца. Слабый, затухающий. Мир рассыпался соляной пургой, терял цвета, заглушал звуки, умирал вместе с моим Цветочком… Искра стояла передо мной, серая тень в лунном свете. Соль в ее основе пребывала в постоянном движении, вспыхивая и осыпаясь на пол грязными кучками. Сытая дрянь!
— Наелась? — прохрипела я. — Что ты с ним сделала?
— Он хотел тебя убить.
Голос звучал у меня в голове, но уже не многоголосым шепотом, а вполне знакомыми интонациями. Моими собственными. И бесконечно чужими.
— Он мой. Излечи его! Верни мое.
— Нет.
— Что? — я повысила голос, чувствуя, как злое отчаяние выжигает мне нутро.
— Сначала убери не твое.
Серые мои-чужие глаза смотрели на мою обнаженную грудь. Я потрясенно наклонила голову и поняла, что было причиной адской боли. Символ. О господи!.. Ну когда же этот злыдень успел засунуть его обратно?.. Я прижала голову Кысея к своей горящей бесконечности, раскачиваясь от невыносимой муки. Крик застыл у меня в горле, кровь заледенела в жилах. Мысли метались и бились, словно замерзающие стрекозы в соляном буране. И только глубоко внутри клокотал вулкан бешенства. Время остекленело.
— Верни его! Верни, сука! Или я!.. Я!.. — мысленно орала я.
Искра зашуршала и исчезла. Но ее-мой голос продолжал звучать у меня в голове:
— Твоя память имеет пределы. Ты их исчерпала. Выкинь его. Он занимает неоправданно много места.
— Пошла ты!.. — крик наконец сорвался с моих оцепеневших губ жалким хрипом. — Тварь… я сдохну!.. И ты останешься здесь гнить!.. Одна! Целую вечность!
Искра возникла рядом, мерцая и рассыпаясь беспорядочным шелестом слов: