Офицер подошел к столу и поворошил рукой чертежи.
— Полковник, я же просил вас прятать документы под ключ.
Я похолодела.
— Я спрятал… — нахмурился полковник, садясь за стол и выдвигая ящик. — Я точно помню, что прятал и закрывал на ключ…
— Ваша рассеянность уже стала притчей во языцех, — махнул рукой офицер и достал запечатанный сургучом приказ. — Это никуда не годится, когда на кону Искра.
— Но я помню, что…
— Довольно оправданий. Срочный приказ от генерала Вальцкерта. И потрудитесь по прочтению уничтожить.
Я не удержалась и высунулась, чтобы лучше видеть происходящее. Конверт был не просто запечатан сургучом, там стояло несколько печатей, а бумага была с императорским тиснением. Я с досады закусила губу. Поди, подделай такую! Полковник взломал печати и развернул лист, торопливо шаря по карманам халата в поисках очков. Офицер Дитрих вздохнул и подсказал:
— Они у вас на лбу.
— Да-да… спасибо, — полковник надвинул очки на переносицу и углубился в чтение.
Офицер огляделся, и я едва успела спрятаться обратно. Он двинулся к дивану, намереваясь присесть. Только не это! Джеймс Рыбальски, который всё это время бродил по собственному кабинету, остановился наконец возле портрета какого-то надутого индюка и возмущенно фыркнул.
— Мазня! — и стукнул кулаком по раме.
И тут, к моему ужасу, картина закачалась и рухнула вниз.
— Что за?.. — вздрогнул полковник.
Офицер до диванчика не дошел. Он бросился к картине и торопливо поднял ее, потом возмущенно повернулся к Гогенфельзену.
— Если вы со своим ассистентом не в состоянии надежно повесить портрет Его Высочества Франца-Иосифа, то как вам можно доверить постройку Искры?!?
Полковник почесал в затылке и пожал плечами.
— Не понимаю, как он мог упасть. Оставьте. Завтра с утра придет Миллер и привесит. Объясните мне, Дитрих, почему генерал Вальцкерт передумал?
Офицер осторожно приставил портрет к стене и смахнул с него несуществующую пыль.
— Поступили сведения, что завтра могут быть провокации на улицах. Особое внимание следует уделить листовкам с демоническими письменами.