Деньги – это все. Деньги открывают врата наслаждений. И теперь, когда денег у Плаценты стало невероятно много, он бросил благородное ремесло карманника и погрузился в чистый гедонизм. Всегда тянущийся всей душой к прекрасному, он получил бесконечное количество прекрасного в Волюпии, стране шлюх. Из всех богов здесь почитается только Лилейна, Хрустальная Блудница.

И Плацента был здесь счастлив, как цверг на прииске.

Как же так вышло, что теперь он стоит на эшафоте? Почему у него петля на шее? Что здесь делает этот мужик в красном колпаке?

Это ведь палач, Плаценте не мерещится?..

Ведь он же машинально. Он просто машинально. Ему давно уж незачем лазить по карманам. У него в своих карманах денег больше, чем у любого чечпока.

Он и не лазил. За последние две луны Плацента ни разу ничего не украл. Вообще ни единого раза. Настоящий рекорд в его долгой, плодотворной жизни.

И оказалось, что для карманника такая долгая пауза вредна. Слишком тонкий навык, слишком филигранное искусство. За две луны Плацента, конечно, не разучился – но его движения стали чуть грубее. Самую чуточку, едва заметно, почти и не различишь – но все же грубее.

Разница стала очевидна, когда его схватили за руку.

Случайность. Абсолютная случайность. Он просто вышел из очередного борделя, пьяный, расслабленный и всем довольный... и взгляд сам упал на какого-то разодетого чечпока. Он тоже был пьян, расслаблен и всем доволен... так показалось Плаценте.

И он машинально украл у чечпока кошелек. Рука просто сама потянулась. По абсолютной случайности.

Кто же мог знать, что пьяный раззява не был пьян? Кто же мог знать, что это какой-то там троюродный кузен королевы Волюпии, ярыть его граф и глава особого розыска?! Кто же мог знать, что в борделе он не шлюх трахал (хотя это тоже), а вел особое королевское расследование?!

И он схватил Плаценту за руку.

Суд был быстрым, жестким и решительным. Человека, возможно, помиловали бы на первый раз или приговорили к отсечению руки. Но к полугоблинам везде предвзятое отношение. Плаценту судили так, словно он в этой Волюпии обокрал каждого второго!

Он пытался защищаться. Оправдываться. Он объяснял судьям, что они глиномесы и он их всех в рот имел. Но это не помогло. Его приговорили к высшей мере наказания – повешению.

И теперь все эти шлюхи, блудницы и куртизанки, все эти зеваки, ротозеи и чечпоки смотрят на Плаценту и гнусно ржут! Они радуются тому, что еще один ворюга-полугоблин будет повешен, даже не подозревая, что этот ворюга-полугоблин совсем недавно спас мир!

- Есть ли у приговоренного последнее слово? – скучным голосом спросил жрец, удивительно похожий на Бешеного Святошу Суйма.