…

Почта пришла уже к вечеру, когда Уолтер собирался предложить Эльстер спуститься в город поужинать. Почтальон — черноглазый парень с печальными, вислыми усами, — стоял у кованых ворот и разглядывал сад с таким презрением, словно сам Ричард Говард внезапно решил проверить, как устроился его сын.

— Письмо полгода вас ждет! — вместо приветствия сообщил он, сунув Уолтеру конверт. — Вы же мистер Говард?

— Этот вопрос полагается задавать до того, как отдадите корреспонденцию, — мягко укорил его Уолтер.

— Да-да, так вы или нет?

— Письмо для Джека Говарда или Уолтера Говарда?

— Да мне до жо… безразлично, сударь. Если вы вор — я жандармам завтра так и скажу, а если вы мистер Говард, который должен сюда въехать — значит, и письмо ваше.

— Какой милый мальчик, острый на язычок дер-р-р фот-цен-ле-кер, — промурлыкала Эльстер у Уолтера за спиной.

Уолтер поспешил закрыть ворота и жестом отпустить почтальона, лицо которого уже покрылось красными пятнами. Кажется, это слово он по-кайзерстатски знал.

— Тебе не хватило врагов, милая? — рассеянно спросил он, ломая печать на конверте.

— Не люблю прыщавых выскочек, — просто ответила она и потерлась щекой о его плечо. — Что там?

Он подошел к одной из садовых скамеек, стоящей под незажженным газовым фонарем, смел листья и сел, не отрывая взгляда от листов.

— Это от патера Морна, — упавшим голосом ответил он. — «Мой милый мальчик, я не знаю, в какой момент вас настигнет эта печальная весть, но крепитесь, ибо отец ваш скончался… числа… месяца… и был похоронен в фамильном склепе… вместе… вместе со своей безвременно почившей супругой»… Эльстер, они друг друга перетравили, — он показал ей листы. Она сощурилась, вчитываясь в бисерные строчки — Уолтер учил ее говорить и читать на альбионском.

— Потрясающе. Полтора года продержались, думаю им это немало труда стоило… — она подняла на него сочувственный взгляд. — Уолтер, ты…

— Нет, у меня… у меня слишком много претензий к отцу, и видит Спящий, теперь их стало еще больше… «я убедил вашего отца не подписывать отречение, поэтому вы становитесь»…

— Уолтер! Уолтер, посмотри на меня! — в голосе Эльстер царапалась паника.

— Все в порядке, — заверил он, поднимая глаза от письма.

— Да ты побелел так, что я думала у тебя сердце прихватило!

— Вудчестер, Эльстер. Джек просил не продавать его, если он мне достанется, но я думал, что он не достанется мне никогда, ведь есть…

Он замер. Два года он не чувствовал ужаса человека, стоящего на краю. Он почти забыл, как от этого ужаса леденеют пальцы, как он завязывает на шее удавку — яркую, шелковую и скользкую, платком или бантом, а потом протыкает горло серебряной булавкой.