Модест и Анна завороженно смотрели из окон мэрии на растущую подвижную людскую массу, было в этом что-то притягивающее и, скорее, жуткое, чем прекрасное. В отличие от Амалии они смогли проводить Драгомира и Данислава, вновь посетовав, что их не берут с собой.

— Это тоже своего рода магия, — полушепотом сказала Анна, глядя на эту толпу.

— Почему? — не понял мальчик.

— Потому что сила толпы неоспорима и опасна.

— Но она хаотична, а магией надо управлять сознательно.

— Ладно, в этом они различаются, но неоспоримость и опасность их объединяют, разве нет?

— Тут ты права, — согласился Модест, и немного помолчав, шепотом произнес. — А все-таки жутковато!

— Мне вообще страшно, ты верно сказал — толпа хаотична, управлять ею практически невозможно. Вот, что будет, если они, узнав результат, не пойдут по домам, а ведь могут!

— Главное, чтобы не пошли громить храмы, — уверенно произнес Модест, но, не услышав подтверждения Анны, уже с опаской спросил.

— Ведь не пойдут?

— Будем на это надеяться!

Дожидаться темноты не имело смысла: в начале июня ночь совсем короткая, к тому же в городе было достаточно освещения, идти под покровом темноты все равно бы не вышло. Сейчас люди стекались к городской площади перед мэрией, что заставило стражей храма перекинуть туда основные силы. С момента отказа Данислава подчиниться требованиям Каллины и встречи Улепа с оцеплением стражей, обе стороны вели себя осторожно, можно сказать, они заняли выжидательную позицию: кто сорвется первым, на кого ляжет вина начала массовых столкновений из-за идейных разногласий. Каллина понимала, что начни она первой и ее потом осудят, да и со стороны постулатов храма это не совсем правильно. Другое дело, если она исполнит приговор, а то, как отреагируют противники, останется не на ее совести.

Буквально перед выходом, Дан получил известие от пограничного патруля, что царь Изяслав подошел совсем близко к городу, он остановился на ночь, но уже утром он подойдет к Рувиру. Тоже известие получила и Каллина, ее оно очень обрадовало: она предположила, что казнь мэра, снятого ею с должности настоятеля храма Слова и Вителлия Гарадина вызовет волну протеста в городе, которую она, Каллина, подавит, а если царь Изяслав вздумает вступится за сочувствующих казненным по закону преступникам, то выступит против храма. А это уже очень серьезное преступление, которое на международном уровне так просто никто не оставит.

Стражники храма видели, как из мэрии выдвинулся небольшой отряд: десять человек стражей, представитель мэрии — для этого Дан не поленился надеть парадную белую с золотыми окантовками форму и темно-синий плащ, который отчетливо контрастировал с белой одеждой — и еще девочка, в которой все узнали внучку госпожи Руяны. Все они направлялись к храму Истории, стражники из нескольких патрулей отправились с докладом о скором прибытии гостей, но в последний момент небольшой отряд свернул к управлению городской стражи. За входом в здание наблюдало пятеро человек, но никто из здания так и не вышел в течение часа, потом второго часа, и вновь к Каллине пришел гонец с уточнением информации, она как раз слушала этот доклад, когда снизу раздались крики, но прежде чем Каллина успела что-то предпринять, она поняла, что перестала слышать — звук исчез. Промчалась световая вспышка, и волна боли обрушилась на нее. Каллина рухнула на пол, в первый миг у нее перехватило дыхание, и крик застрял в горле. В прошлый раз боль такой сильной не была.