Стены «Берлоги» повидали многое.
Я устроился барменом. Особых навыков Люк от меня не требовал: знай себе разливай пиво для дальнобойщиков, джин с тоником для «дамочек» и паленый виски для тех, кому хочется приключений. От того виски голова на следующий день гудит так, что смерть кажется тебе благословением.
Веселые были времена.
Я разнимал дерущихся проституток, сутенеров дерущихся проституток, местных наркош и бандитов, отмывал полы от пива, блевотины и крови, чинил и чистил те самые сортиры, иногда подменял на кухне ушедшего в очередной запой повара, проверял счета и вел учет, спал в коморке, в которой сейчас, по старой памяти, иногда работал, держал старые документы и проводил собеседования, разбирался с местечковой мафией.
Тогда, десять лет назад, здесь редко появлялись оборотни, только такие же отщепенцы, как и я, но они не задерживались. А вот я задержался. Сначала, чтобы просто выжить, потом – чтобы получить это место себе.
От местных бандитов избавиться получилось просто, но процесс был чертовски долгим. Пришлось выслеживать и отлавливать по одному, с кем-то достаточно было просто поговорить, кого-то пришлось убить. Старина Люк долго не мог поверить своему счастью, когда однажды в день сбора дани никто не появился. И через неделю, и через месяц, и через полгода. Я же продолжал протирать стаканы со сколами и молчать.
Люк был человеком. В принципе, неплохим малым: он принял меня на работу, позволил ночевать в подсобке, платил немного, но столько, сколько мог. Бывший хозяин «Берлоги» любил закладывать за воротник, погонять шары на бильярде, отстойное кантри и пережаренную картошку. А когда надирался, садился в самом конце барной стойки, рядом с допотопным телефоном, которым никто никогда не пользовался, открывал засаленный и замусоленный сборник коротких рассказов папаши Хэма и читал. А примерно через полчаса такого чтения отключался прямо за стойкой. Как-то Люк сказал, что так он видит, как Хемингуэй сидит напротив и черкает, черкает в своем блокноте и на чеках... Может и видел, кто его знает. Иногда мне казалось, что Люк – динозавр, что он гораздо старше, чем говорит и выглядит, хотя уже тогда выглядел он на добрую сотню.
Через пять лет после моего появления здоровье у старика стало совсем ни к черту: отдышка, слабость, утомляемость, пятна на ладонях, он стал еще более рассеянным, чем был, нередко из носа текла кровь, его запах изменился… стал еще более кислым… нездоровым.
Я почти пинками тогда затолкал его в больницу, чуть ли не привязал к байку и не отвез силой.