Верочка. То, как мама произнесла это имя, показало, что не потому она звала меня Викой, что имя «Вера» не любила. Любила, но меня так называть просто не могла.
- И я сказала - зачем тебе мучиться, спускаясь с больной ногой, а потом ведь наверх подниматься, да и в поликлинике лестницы. Давай, говорю, я сама Вику отнесу, какая разница, кто ребёнка на осмотр принесёт, скажу, что тётя, кто там проверяет. И зачем я так сказала? Все могли остаться в живых...
- В тех условиях это было самым разумным решением,- поддержал маму Геннадий Владимирович.- Вы же не провидица.
- Что было дальше? - а это снова Ростислав.
- Я оставила Верочку у Гали, взяла Вику и пошла в поликлинику. Там идти-то несколько кварталов. Прошла два дома, и вдруг за спиной взрыв. Громкий, мне аж уши заложило. Оборачиваюсь, а там... того подъезда просто нет. Чёрная дыра, и пылает всё. Я... я плохо помню, что было потом. Кажется, я просто застыла на месте и стояла, глядя... на это... всё...
Слёзы потекли у мамы по щекам, она смотрела куда-то в стену, словно заново переживая весь тот ужас. Я обняла её, стараясь успокоить, попыталась представить, что она испытала в тот момент, и содрогнулась.
- Я не помню, сколько простояла. Когда очнулась, там пожарные уже были, оцепление - а я не помню, когда они приехали. А очнулась, потому что какая-то пожилая женщина стала трясти меня за плечо и кричать на меня: «Ты что здесь застыла? Дитё заливается, а она стоит, глаза пялит. Унеси ребёнка, не хватало ему ещё дымом этим дышать. Что за мамаши пошли!» Она много ещё чего кричала, а я поняла одно - нужно успокоить ребёнка и унести, потому что здесь дым. И я ушла домой.
- Вот так просто взяли и ушли с чужим ребёнком? - чёрный маг недоверчиво прищурился.
- Да, вот так просто. Я вернулась домой с ребёнком и больше месяца жила, словно ничего не случилось. Заботилась о девочке, которую считала своей. Я не помнила ничего.
- Так бывает. Шок. Мозг поставил защиту,- кивнул Геннадий Владимирович.
- А потом по телевизору был репортаж. Как раз об этом взрыве. О погибших. Сорок дней прошло. И я увидела фотографию Гали. Они где-то раздобыли фото с выписки, она была с младенцем на руках. И я всё вспомнила...
И мама разрыдалась. Я обняла её, пытаясь поддержать, успокоить. Да, я слышала всё, что она говорила, да, я ей поверила. Да, я не тот ребёнок, которого она выносила и родила - та девочка погибла вместо меня. Но всю мою жизнь, всё время, сколько я себя помнила, она была моей мамой и никогда, ни словом, ни делом не дала понять, что относится ко мне не так, как к Серёже, Любашке и Костику. Точнее, иногда мне казалось, что меня она любит даже больше. То же было и с папой. И поэтому, что бы там ни произошло восемнадцать лет назад, я всегда буду любить своих родителей.